Суворов - Вячеслав Лопатин

После официального признания Турцией присоединения Крымского ханства к России Потемкин отозвал Суворова с Кубани.

В апреле 1784 года Суворов рапортовал из Москвы главе Военной коллегии: «Исполняя повеление Вашей Светлости, сдав я Кубанский корпус, в моем начальстве бывший, Господину Генерал-Порутчику и Кавалеру Леонтьеву, к принятию новой команды поспешая на почтовых лошадях в назначенное Вашею Светлостию место Москву, 21 числа сего апреля прибыв, у Его Сиятельства Господина Генерал-Фельдмаршала и разных орденов Кавалера Графа Захара Григорьевича Чернышева явился и в ожидании Вашей Светлости повеления остаюсь здесь».

Почти восемь лет он безвыездно провел на юге, в самых горячих точках, большей частью в условиях походной жизни. И вот наступил заслуженный отдых. Потемкин назначил его состоять при 6-й Владимирской дивизии, которой командовал граф И.П. Салтыков. Александр Васильевич, воспользовавшись отпуском, посетил свои подмосковные деревни. Вскоре в подмосковную вотчину, село Рождествено, полетел приказ:

«Матерей, воспитывающих нерадиво своих детей, может наказывать по духовенству и священник. Крестьянин богат не деньгами, а детьми. От детей ему и деньги. Чужих детей из сиротопитательного дома принимает только одно нерадение за собственными детьми. Мзда тут ослепляет и человек бывает подобен змее, которая детей своих не жалеет.

Того ради, по довольном отдалении от Москвы, чужих детей на воспитание отнюдь никому из крестьян не брать, а забранных, сколько есть, одного за другим сдать в свое время человеколюбиво».

Строгость приказа была вызвана распространившейся среди крестьян, живших неподалеку от Москвы, практикой брать из воспитательного дома детей и получать за это деньги. Причем деньги расходовались не на содержание сирот, а на хозяйственные нужды. Но, кажется, была еще одна причина, и связана она с личными переживаниями.

Александр Васильевич узнал о новом романе Варвары Ивановны и решил окончательно расстаться с неверной супругой. Подтверждением служит донесение Турчанинова Потемкину, находившемуся в Крыму, переименованном в Таврическую область. Под его руководством шло устройство местного губернского правления. (В те самые дни, когда Суворов прибыл в Москву, командующий Крымским корпусом генерал-поручик барон Осип Андреевич Игельстром по приказу Потемкина успешно привел «в действо высочайшее Ея Императорского Величества повеление о высылке внутрь России Хана Шагин-Гирея».)

Перед тем как на Тамань скрытно высадился перевезенный по морю отряд войск Игельстрома, опытнейший дипломат Сергей Лазаревич Лошкарев уговаривал бывшего хана повиноваться воле императрицы, вручив тому крупные суммы из положенной ему Екатериной пенсии.

«9 мая пред самым выступлением на Таман Генерал-Порутчика Барона Игельштрома Хан ускакал к устью Кубани и там взял свой лагерь, — доносил императрице Потемкин. — Барон Игельштром, имея известие о сношении его с Пашою Суджукским и что находился уже на противном береге кегая пашинский для принятия Его, поспешил отправить две небольшие команды к Кубани, дабы отрезать Ему переправу. Сие произведено с таким успехом и расторопностию и столь благопристойно, что Хану под видом почести дан караул прежде, нежели мог он что-либо предпринять.

Генерал-Порутчик Игельштром при свидании с ним объяснил Ему всевысочайшим Вашего Императорского Величества рескриптом предписанное. Хан, будучи в руках, переменил глас свой и слушал объявленное с оказанием должного повиновения готовности исполнить высочайшую Вашего Императорского Величества волю.

Теперь делается приуготовление к его отъезду. Фрегат Святой Николай доставит Его в Таганрог, оттуда ж будет он продолжать путь свой в Воронеж. Я не оставил как в Воронеже, так и во все на пути места сообщить об оказании Ему повсюду благоприятства и принадлежащих почестей».

Расторопность в экспедиции на Тамань проявил младший брат известного впоследствии Осипа де Рибаса Эммануил, получивший от Потемкина чин майора.

Первого июня 1784 года Турчанинов писал из Петербурга: «Имею честь Вашей Светлости донесть, что Александр Васильевич Суворов приехал сюда неожидаемо, желал представлен быть Государыне для принесения благодарности за орден, и как здесь ни Графа Валентина Платоновича (Мусина-Пушкина, вице-президента Военной коллегии. — В. Л.), ни Безбородки (Александр Андреевич Безбородко в то время был членом Коллегии иностранных дел. — В. Л.) не было, то он просил Александра Дмитриевича (Ланского, фаворита императрицы. — В. Л.) о представлении его. По чему и приказано быть ему к столу.

По выходе Государыни к столу, по обычаю своему представился он двоекратным земным поклоном и, будучи весьма милостиво принят во время стола разговором, вышед из-за стола, повалился паки в ноги и откланялся.

На другой день ездил в Гатчину и, зделав то же самое, уехал сегодня в ночь в Москву.

Причину приезда своего объяснил так: видеть Матушку, поблагодарить за все милости и посмотреть дочь свою.

По возвращении его из Гатчина ездил я в город, чтобы поговорить с ним, где и узнал, что надобно ехать к Преосвященному, что я и исполнил. Будучи же там, узнал, что прежнее бешенство в семейных делах его не токмо возобновилось, но и превзошло всякие меры.

Володимирской дивизией он весьма доволен и благодарен. Но, кажется, что Москва по приезде его натолковала что-нибудь другое, без чего он бы, как кажется, не приехал. Впрочем, кроме семейных огорчений, ни о чем он не говорил и уехал довольный».

Картину, нарисованную наблюдательным и осведомленным Турчаниновым, подтверждает обширная переписка Суворова со Степаном Матвеевичем Кузнецовым, управляющим московским домом полководца. Александр Васильевич очень доверял ему и ласково называл Матвеичем. Эта часть семейного архива, хранившегося в одном из суворовских имений — селе Кончанском, дошла до нас благодаря историку-любителю Николаю Рыбкину. Служивший управляющим имением Рыбкин получил у наследников Суворова разрешение ознакомиться с архивом и опубликовал в 1874 году большие выдержки из него.

Письма подтверждают слова Турчанинова о семейной драме Александра Васильевича. «Матвеич! — пишет он 27 июля 1784 года. — Я решился всё забрать сюда в Ундол (одно из самых обширных суворовских имений, расположенное под Владимиром. — В. Л.) из Москвы, т. е. тамошнего моего дома: людей, вещи, бриллианты и письма».

Узнав о новом романе жены с секунд-майором Иваном Сырохневым, Суворов подал челобитную о разводе. Однако Синод поставил ему на вид отсутствие надлежащих свидетельств и «иных крепких доводов» и предложил начать бракоразводное дело в низшей инстанции.

«Ныне развод не в моде, — резюмирует огорченный Александр Васильевич, привыкший всё делать споро. — Об отрицании брака, думаю, нечего и помышлять». Получив известие о намерении тестя «поворотить жену к мужу», Суворов наставляет Матвеича перед беседой с членом Синода преосвященным Платоном, известным своим красноречием: «Скажи, что третичного брака быть не может и что я тебе велел объявить ему это на духу. Он сказал бы: "Того впредь не будет". Ты: "Ожегшись на молоке, станешь на воду дуть". Он: "Могут жить в одном доме розно". Ты: "Злой ея нрав всем известен, а он не придворный человек"». Дело о разводе остановилось.