Большое Сердце - Жан-Кристоф Руфен

Так как я один занимал целый дом, то как бы невзначай предложил ей занять покои наверху, пока не прояснится ее положение. Слегка поколебавшись для виду, она приняла мое предложение. Два дня спустя ночью разразилась характерная для конца зимы гроза. Громовые раскаты сотрясали дом. От ветра распахнулись окна, с крыши посыпалась черепица. Среди ночи раздался пронзительный крик Кристины. Решив, что случилось что-то страшное, я поспешил в ее спальню. Она, дрожа всем телом, лежала на постели во власти смертельного ужаса. Сквозь рыдания она объяснила, что раскаты грома воскресили у нее страшные воспоминания. Я присел рядом с ней, решив, что мои прикосновения ее успокоят. Мне казалось, что я сам пришел к такому выводу, не обратив внимания, что она приложила немалые усилия, чтобы подтолкнуть меня к действиям. Подобно многим мужчинам, я считал естественным, что кто-то может нуждаться в моей защите, и тщеславие побудило меня покровительственно обнять ее. Кристина тотчас успокоилась, дыхание ее стало ровнее, но вдруг у меня возникла иная мысль. Я, тщеславно чувствуя себя спасителем, понял, что страстно хочу ее. Мы стали любовниками, и, хотя гроз больше не было, я каждую ночь посещал ее спальню.

Мне в этой любовной связи открылось плотское наслаждение, которого прежде, с Масэ, я не испытывал. Этому немало способствовала атмосфера тайны. Однако следует признать, что Кристина, несмотря на юный возраст, явно была куда опытнее, чем Масэ, вступившая девственницей в брак со мной, который был столь же неопытен. Помимо наслаждений, доставляемых плоти, Кристина значительно подняла мое настроение. До сих пор меня переполняли великие мечты, но это были всего лишь мечты, сам я был никем и сознавал это. Семья Масэ с самого начала дала мне понять, что с неохотой соглашается принять меня, причем при условии моей покорности. Ничто из сделанного мною не могло компенсировать мое низкое происхождение.

И вот впервые наряду с моим возвращением с Востока, созданием предприятия и милостью короля передо мной замаячила иная судьба, которая еще не сравнялась с моими грезами, но вырвала меня из прежней скромной жизни. Я увидел, что те, кто не знал меня прежде и сблизился со мной уже в Париже, смотрят на меня как-то по-новому. А Кристина сумела перенести это восхищение в интимную сферу. Она с присущим юности простодушием хотела дать мне почувствовать, как высоко меня ценит. Даже мой недостаточный опыт она сумела обернуть в мою пользу, восхищаясь тем, как скоро я постигаю любовную науку, нахваливая мою интуицию, побуждавшую удовлетворять ее самые непристойные желания. Одним словом, я был счастлив или, по крайней мере, верил, что счастлив. Благодаря Кристине я забывал о нелепости своего занятия, мирился со столицей и неприятностями, которые доставляла жизнь в этом городе. Я находил силы отвергать адресованные мне небескорыстные предложения. Короче, мне казалось, что из всех даров, которыми осыпала меня фортуна, Кристина представляет наибольшую ценность.

Дело приняло иной оборот случайно, благодаря событию, на первый взгляд второстепенному, но впоследствии оказавшемуся значительным: я нанял нового лакея. После возвращения с Востока я не стал заводить личного слугу. Достаточно было охраны, кухарки и горничных. Но лакея, который разделяет с вами повседневную жизнь и, будучи в курсе ваших самых тайных дел, выполняет щекотливые поручения, после отъезда Готье у меня не было. Храбрый парень решил, что с него хватит странствий, и вернулся в свою деревню. Мне был необходим новый человек. Как всегда, я посоветовался с Рохом, ведавшим делами мастерской. Поразмыслив, он рекомендовал мне Марка, одного из своих племянников. Этот Марк явился утром с опухшими глазами и восковой бледности лицом. Было очевидно, что ночью он вряд ли безмятежно спал. Я никогда не судил о человеке по первому впечатлению, тем более когда сталкивался с плутом. Если покопаться в этой разноликой людской породе, то можно обнаружить лучшие человеческие качества. Преступный мир собирает у себя немало ума, дерзости, верности и, осмелюсь сказать, идеализма. При условии, что эти качества не подпорчены изрядной долей лживости, жестокости и склонности фантазировать, такие люди могут быть чрезвычайно полезны. Мне лично куда лучше служили те, кого я вытащил со дна общества, чем так называемые честные обыватели: таких от участия в худших преступлениях удерживает только трусость, единственное их достоинство нередко состоит в том, что их пороки умеряются страхом.

Марк даже не пытался скрывать от меня, что его считали своим во всех городских бандах. Напрашивался только один закономерный вопрос: почему он пожелал заняться другим делом? Я задал ему этот вопрос. Он ответил с изрядной находчивостью, что нынче настали другие времена. Париж покончил с бунтами, резней, захватом чужих домов (я понял, что он не слишком высоко ценит англичан). Теперь в столице куда выгоднее быть честным. Он дал мне понять, что в его глазах я олицетворяю новые веяния, позволяющие надеяться на укрепление власти короля. Я был бы вправе заподозрить, что он хочет поступить ко мне на службу, чтобы ограбить меня. В конце концов, он до сих пор был связан с преступниками; проникнув в дом, он, будучи их человеком, может распахнуть перед ними все двери. Я же поставил на противоположное, рассчитывая, что если он и впрямь решил стать моим преданным слугой, то будет стараться изо всех сил, и о такой удаче я могу только мечтать. Оказалось, что я сделал верную ставку. Марк оставался со мной вплоть до самого моего побега, именно ему я обязан тем, что жив, а чтобы спасти меня, он принес в жертву собственную жизнь.

В тот же день он приступил к своим обязанностям. Кристина, столкнувшись с ним, и бровью не повела. Но вечером в спальне, когда мы остались одни, она принялась умолять меня не нанимать его. К ее доводам примешивалось слишком много криков и слез, это навело меня на мысль, что она что-то от меня утаивает. На сей раз я решил, что не стоит ей поддаваться. Марк остался.

Впоследствии у меня было несколько лет, чтобы понаблюдать за ним и попытаться понять. Действия его всегда были уместны, суждения проницательны, а предвидения точны. Однако со временем я понял, что все это было следствием крайне простого видения мира.

Всякий мужчина был для Марка прежде всего мужчина, а всякая женщина – прежде всего женщина. Иными словами, по его мнению, никакой мужчина, каким бы могущественным, серьезным и благочестивым он ни был, не может устоять перед хорошенькой бабенкой, если та знает, какое оружие использовать, чтобы покорить. Также и любая, даже самая честная, верная и добродетельная, женщина способна на худшие безумства ради мужчины, который знает, как разбудить в ней вулкан желаний, а уж она, сама того не желая, раздует огонь так, что вокруг все покроется пеплом. От этой уверенности выработалась характерная для него манера воспринимать людей через их желания и слабости. Он никогда не обманывался внешним блеском, и его никогда не впечатляли ни важный вид, ни показная добродетель – все то, что люди порядочные выставляют перед собой в качестве заслона. Я понял, что по прежнему роду занятий он явно не принадлежал ни к ворам, ни к мародерам, скорее всего, он торговал женским телом.

С первого взгляда он уловил в Кристине то, что мне мешала увидеть моя наивность. Она же, в свою очередь, почувствовала в нем угрозу. Я выжидал, чем закончится эта конфронтация. Каждый гнул свою линию. Будущее прояснило для меня, с чем была связана их взаимная неприязнь. Кристина напала первой; наведя справки, она рассказала мне, чем прежде занимался Марк. Она подкупила жену хозяина местного трактира, по ночам превращавшего свое заведение в игорный дом, и раздобыла точные сведения. Но Марк ничего от меня и не скрывал. Кристина была сильно разочарована, увидев, что я нимало не переменил отношение к нему.