Перемирие между СССР и Третьим Рейхом, или "Мценская инициатива" Сталина - Анатолий Максимов

Германия завершает развертывание огромной ударной группировки у советских границ;

Германия намеревается предъявить ультиматум СССР, который он принять не сможет; значит, будет война (только после ультиматума);

для нападения на Польшу Германия осуществила провокацию, чтобы сфабриковать предлог.

В считанные дни и часы в канун вторжения фашистского вермахта на просторы нашей Родины ситуация с определением точной даты войны сложилась трагическая.

С марта по июнь 1941 года разведка доложила в Инстанцию шесть различных сроков возможного нападения, которые не подтвердились. Действительная дата нападения была названа седьмой – 22 июня.

Эту дату – 22 июня – назвали источники из разных стран: Рихард Зорге – из Токио (возможности военной разведки), через другой источник в Токио (возможности разведки НКВД), но был и третий источник – из региона Дальнего Востока в китайской провинции, где получение таких сведений было практически исключено. Эту же дату назвал низший чин вермахта в Польше…

Так немцами была скомпрометирована истинная дата нашествия на наше Отечество. Комплексная стратегическая дезинформация Германии против СССР достигла своей цели – советское руководство оказалось дезориентированным.

Наркомат госбезопасности, руководство разведки и советское правительство не сомневались, что война уже близка. Однако у разведки не было четкого представления, как она начнется:

с провокации?

с ультиматума?

с внезапного удара?

а также – когда она начнется?

И. В. Сталину была известна тенденция английской политики к сближению с Германией и стремлению столкнуть ее с СССР. Опасность английской провокации была реальной и имела подтверждение в материалах разведки (при нападении России на Германию первой – Англия вступает в союз с Третьим рейхом).

Складывалась ситуация: советская сторона опасалась германской провокации и английской дезинформации, нацеленной на военную конфронтацию между Германией и СССР.

Такова была ситуация на начало мая 1941 года.

Перед руководством страны, наркоматом обороны и госбезопасностью стояли вопросы: каким сообщениям верить? Какой названной дате нападения? Как быть с возможностью ультиматума? Будет ли внезапный удар? Как быть с немедленной подготовкой к отражению удара?

Факты говорят, что в течение 1941 года советская сторона готовилась к войне серьезнейшим образом. Это означает, что сообщения разведок (политической и военной) возымели действие.

Так, в апреле-мае в западных районах страны было развернуто семь дивизий, штабы военных округов были выведены на полевые позиции с командными пунктами фронтового значения.

21 июня в 15:00 в войска была направлена Директива НКО и ГШ РККА о подготовке к отражению нападения Германии, которое предполагалось 22–23 июня.

Но в этой директиве были пункты: «нападение возможно с провокации», «на провокации не поддаваться», «без особых указаний активных действий не проводить»…

Почему так?!

Вот как объясняет обстановку в советских высших кругах в самый канун вторжения немецких войск на территорию нашей Родины маршал Георгий Константинович Жуков (Г. К. Жуков. Воспоминании и размышления. М.: АПН, 1974):

«Сопоставляя и анализируя все разговоры, которые велись И. В. Сталиным в моем присутствии в кругу близких ему людей, я пришел к твердому убеждению: все его помыслы и действия были пронизаны одним желанием – избежать войны или оттянуть сроки ее начала и уверенностью в том, что ему это удастся.

И. В. Сталин хорошо понимал, какие тяжелые бедствия может причинить народам Советского Союза война с таким сильным и опытным врагом, как фашистская Германия, и потому стремился, как и вся наша партия и правительство, выиграть время…».

Таков был фон, на который накладывались в последние недели, дни и часы сообщения из-за рубежа о завершении всех приготовлений Германии к удару в рамках внезапного нападения.

В период с 12 по 17 июня спецсообщения разведки в ЦК ВКП(б) не содержали упоминания об ультиматуме, а подчеркивали: будут ли предъявлены какие-либо требования, неизвестно, потому следует считаться с возможностью неожиданного удара. А далее, ближе к роковой дате, удар можно ожидать в любое время.

Германская провокация на польской границе 1 сентября 1939 года, послужившая «причиной» начала Второй мировой войны, произвела сильное впечатление на советских руководителей, что сказалось на действиях Наркомата обороны 21 июня 1941 года при направлении директивы в войска. И еще – надежда Сталина оттянуть роковой день…

Примечание. «Роковой день» наступил. Теперь все усилия страны были мобилизованы на отпор врагу на советско-германском фронте. Ну а усилия дипломатии и разведки? Конечно, на международном поприще с его «разведывательным полем» и акциями тайного влияния.

Но будущие «загадочные переговоры» с Германией о перемирии проводились как акция тайного влияния на более высоком уровне – «на секретном поле» по инициативе И. В. Сталина и, несомненно, со стратегическим замыслом.

Правительства нацистской Германии, фашистской Италии, Англии и Франции подписали мюнхенское соглашение… Франко-советский пакт – краеугольный камень коллективной безопасности в Европе – был похоронен… Перед гитлеровскими полчищами широко окрылись ворота на Восток.

М. Сейерс, А. Канн. Тайная война против России. 1946

Главный фронт мировой войны. – Поражение, первый успех… – Главные итоги мировой войны

Какова цена ошибки в работе на международном поприще? Это неактуальные сведения, недостоверные данные, недокументальная информация. И тогда ошибки, например, для фронта могли стоить огромных потерь…

Фронт тайной войны был беспредельно объемен: информация в интересах советско-германского фронта, действия в тылу врага, добывание сведений за рубежом – в целой веренице стран, причем союзных то ли нам, то ли противнику, захваченных гитлеровцами либо сомнительных нейтральных, откровенно дружественных и открыто враждебных советской стороне.

«Дело каждого русского», «пусть они убивают друг друга как можно больше», «необходимый государственный механизм», «истинные планы союзников», «разведка ответственно понимала», «раскрыть замыслы противника», «1084 боевых операции»…

Эти вырванные из контекста более широких оценок военных событий и действий разведки фразы принадлежат людям с весьма разными взглядами на одни и те же трагические явления Великой Отечественной войны, ибо о них говорят: британский политик и американский сенатор, советская партийная система, академик и полководец, герой войны, упрямые факты – война в цифрах…