Венера туберкулеза - Тимофей Фрязинский

Девочки ложатся на сцену, раздвигают ноги, пацаны залазят на них, и начинается прилюдное совокупление. Порно-реальность. Минут десять пять пар под радостные аплодисменты толпы публично занимаются сексом. У кого-то жезл уже не стоит, ведущий высмеивает бедолагу, тот спускается в зал, остаются только герои.

- Давай, давай! Выеби ее по-полной!

Когда конкурс закончен и самый выносливый актер получает бокал пива бесплатно, то дела у Шуры, видимо, начинают идти много лучше, чем до сеанса сексуальной магии. 900 рублей – за час. В тех самых кабинках. Содом и Гоморра на улице Таганской. «Если вам уже есть 12 лет, - объявляют несколько раз в час по радио «Попаса», - приходите на вечерние дискотеки в «Парк Авеню Диско». В каждом продуктовом магазине покупателю предлагают купить презервативы. Среди ценностей современной цивилизации любовь вне постели не значится.

- Лида, - говорил я, подавив в себе все зачатки воспоминаний об искреннем бескорыстном чувстве, которое было отвергнуто этой строптивой и вертлявой, как пятилетняя девочка, симпотягой, - красивых, умных, обаятельных девчонок вокруг не так уж и мало. Их достаточно. Главнее всего этого – быть единственной. Я нисколько в тебе не разочаровался, ты все такая же обаятельная, такая же умная, такая же красивая. Дело в другом. Ты перестала быть для меня единственной…

Не дослушав меня, Лида бросила трубку. Мужчина весомо нищает, когда женщина перестает быть в его сердце единственной; украденные чувства – это украденное счастье, а в нашем мире, где все так ярко и разнообразно, не так и легко найти именно свою звезду, счастье которой будет переживаться мужчиной, как свое собственное. Когда потухаешь, дорога вперед исчезает, и ты остаешься стоять в глухом лесу с горячей надеждой, что судьба даст тебе еще один путь к любви, но чем дольше этого пути не появляется, тем болезненнее воспринимаешь утраты прошлых чувств. Пустота внутри требует заполнения. Человек должен чем-то жить. И тогда в ход идут суррогаты, которыми выкладывается шоссе в никуда. Ловишь любую случайность, чтобы убежать от своего одиночества. Мельница великолепно владел этим умением. Во время своего очередного трипа по московским клубешникам он сошелся с молодым арт-директором клуба «Матрица» по имени Влад. Тот был когда-то то ли циркачом-акробатом, то ли из этой же бодяги, только клоуном, а, судя по пидорским шуточками, которых нахватался от него Мельница, настоящим извращенецем оставался до сих пор. Под пиво и наркоту в мозг Влада был налит мутный сценарий перфоманс-шоу с топорами, кровью, девочками-медузами, бедуином и сюжетной линией, понятной только одному Мельнице. Директор с нездоровым восторгом сразу согласился предоставить площадку под это сомнительное выступление. Лично я всю эту режиссерскую хрень обдолбанного торчка слушать не смог, и, увильнув от дебатов, сразу дал положительную рецензию и выразил готовность участвовать в чем угодно. Мы сидели в баре «Лукоморье», воздуха нет, дыма полно, Мельница, как всегда обкурен, живописал театральную канву с любовью и грандиозностью минут двадцать. В качестве актеров подтянуты должны быть даже откровенно темные личности нашего района Вторник и Зеленый. Мне кажется, воровать они начали еще до школы, теперь судьба преподносила им возможность попробовать себя в роли перфомансеров. Возможность дерзко поглумиться в клубе меня радовала, и в один из зимних вечеров я после рабочего дня прибыл в «Матрицу» на Китай-городе. Заведение увидел впервые, промоутера Влада тоже, музыкантов, играющих мрачный индастриал опять таки до этого никогда не встречал. Плюс ко всему, оказалось, что приехал я не на репетицию, а на само выступление, с публикой, билетами и даже музыкальной критикой. Для кого-то концерт являлся серьезной вехой личностного развития и самопознания, меня распирало от ехидства, мы представляли собой пощечину профессионализму. В гриммерке ускоренно хлещем мерзкую девятку пива «Балтика», дури нет, конструируем новый сценарий на двоих и создаем хоть какие-нибудь костюмчики. Я плохо знаю мир индастриала Москвы, но было много значимых персон этого депрессивного круга. От них веяло смертью. Точняк – были инопланетяне из дуэта Fruits. Недавно видел о них журналистскую заметку в каком-то глянцевом издании. Дуэт «исполняет абсолютно психонавтическую программу с энергичной ритмикой и шкваловыми наплывами абстрактных мелодий». До выступления остаются минуты, из пяти музыкантов только один решился присовокупить наше шоу к своим звукам, нервяк глушится пойлом и пошлыми шутками. В подсобке находим строительный шлем с забралом из прозрачного пластика. Весь заляпан цементом. Подгон от строителей. Очень вписывается в концепцию звучания. Я раздеваюсь до трусов в горошек и рваной майки и напяливаю шлемак на чайник. Начинает играть наш ди-джей.

- Все, бля, поехали.

На сцене появляются роботы. Двое. Это – мы. Я хватаю в руки микрофон:

- Обрез у обкислоченных проституток!

Интригующая завязка. Потуги вспомнить что-либо еще из творческих наработок заканчиваются ничем, и я устремляюсь на танцпол, где пытаюсь изображать машину. В трусах в горошек и майке. Изредка бросаюсь на слушателей и рычу им в рожи. Сзади подкрадывается второй робот. В руке у него обозначается здоровенный нож с зазубринами. Замешательство охранника короткометражно, он подрывается в зал и пытается убрать Мельницу в подсобку, они быстро о чем-то переговаривают, и актер снова пускается за дело. Мельница начинает тыкать мне в спину острием лезвия, ища привязанный там пакетик с кровью, который уже давно отклеился, выпал и валяется где-то на сцене, но понять этого он сейчас не может, его раздражают промахи, и уколы становятся все навязчивее. Ебать, эта пьяная скотина так меня и порешит здесь на утеху толпе. Стремновато. Наконец, он осознает, в чем причина заминки, переносит нож к моему горлу и изображает резкий надрез сонной артерии. С пронзительным криком я наконец-то валюсь на бетонный пол. Все - занавес. Быстро одеваемся и сваливаем домой. Творческий дебют можно считать состоявшимся. Влад уехал на гастроли в Азию, он оказался акробатом, а в «Матрицу» нас больше не приглашали. Подобное безумие продолжалось годы, менялись лишь квартиры, клубы и районы. Контролируемая потеря рассудка освобождала меня от тяжких дум, которые особо жестко преследуют беглеца в моменты возвращения в реальность, выглядящую с каждым разом все отвратительнее.

- Слушай, Ирэн, а людям ты веришь?

- Людям – да.

- А я вот что-то последнее время как-то нет.

Мы были знакомы с ней всего несколько часов, но беседа утром в полупустом «Макдональдсе» шла на весьма глубокие, душевные темы. Некоторых я знаю всю жизнь, но даже намека на откровенность между нами не возникало никогда. Ирэн была великолепной 24-ех летней стриптизершой со стройной фигурой, одета со вкусом, леопардовой расцветки топик и юбочка, смуглая кожа, черные прямые волосы до плеч и черные цыганские пронзительные глаза. Встреча произошла на транс-вечеринке посвященной празднику Хэллоуин в «Трансваль-парке», она танцевала как ведьма, а потом мы пошли гулять по Москве. Люди бежали на работу, девять утра, наша медленная прогулка не вписывалась в ритмы города. Место для чаепития в столь ранний час искать пришлось порядочно долго, но разговор для меня на тот момент был весьма важен. Я давно зашел в тупик, разочарование в жизни стало моим единственным спутником, и хотелось найти из всего этого дерьма выход.