( С )нежная королева для Властелина - Диана Дурман

Вьюга немного помолчала, а затем повернулась ко мне и тихо заговорила:

— Меня звали Вилавин, и я была прекраснейшей из эльфиек. О моей красоте слагали песни, мной восхищались, но… не приближались. Видимо считали, что я достойна кого-то лучше, кого-то, кто так и не пришёл. Единственной кто всегда был со мной, оставалась Алайна, моя младшая сестра. Она не обладала такой неописуемой красотой как я, у неё не было особых талантов, однако при этом именно её выбрал Дух Зимы. Он обещал, что дарованная магия будет передаваться из поколения в поколение и никогда не покинет потомков Алайны. — На этом месте голос Вьюги утратил скрипучие нотки и стал очень мягким. — Я очень гордилась сестрой, так радовалась когда видела её восторг от магии, но… Алайна больше не могла жить в Листерессе. Её сила несла с собой холод и чем больше она оставалась в наших лесах, тем невыносимее становилось его жителям.

— Тогда её решили переселить сюда? — Спросила я, когда Вьюга замолчала. Пока сова говорила, она ещё ни разу не подняла на меня взгляд.

— Почти, — последовал бесцветный ответ. — Сестра сама предложила такое решение, но, как и все эльфы, она не могла жить вдали от тотемов своей семьи. Тогда маги просто перенесли один из них сюда, а потом зачаровали его так, чтобы он смог пережить даже самые холодные времена, — Вьюга посмотрела на хрустальное дерево с такой печалью, что у меня защемило в груди. Ведь это всё, что осталось от её семьи — у каждого эльфа есть дерево-тотем, которое рождается с новым членом семьи. Слишком много времени прошло, эльфийский лес обновился уже не раз, и к тому же обе дочери не смогли продолжить род.

— Так что же случилось? — подтолкнула я вновь замолчавшую сову. Я понимала, что бывшей эльфийке этот рассказ даётся с трудом, но мне действительно важно узнать всё именно от неё.

Вьюга, точнее Вилавин с укором посмотрела на меня, а затем продолжила свой рассказ:

— Однажды, когда сестра вернулась в Листересс, чтобы принести нам зиму, она влюбилась. — И столько горечи в голосе, но даже так была ощутима застарелая обида. — Из всех мужчин Алайна выбрала того, кто пленил и моё сердце, при этом безответно. Но самое печальное, что мой возлюбленный ответил сестре взаимностью. Нильэна не испугало то, что Алайна не могла жить среди эльфов, не была способна даже нормально прикоснуться к нему, он так полюбил её, что нашёл выход. Он обратился к Тьме, подчинил силу, которую до него никто не мог обуздать, и отправился за Алайной, потому что тёмному магу больше не было места в Листерессе. В тот день я потеряла всё.

Пусть мне всегда было непонятно: зачем убиваться по мужчине, который даже не смотрит в сторону, но я понимала чувства эльфийки. У неё было всё, кроме любви и вот она её так страстно желала, даже нашла того, кто волнует сердце, а он выбирает не просто другую, а самую близкую, самую родную для Вилавин девушку. Кинжал в сердце? Наверное, другого определения и не найти.

— Я так завидовала, — горько продолжала Вилавин, — так злилась, что решила отомстить им. Когда в следующий раз Алайна пришла к нам я… солгала, насочиняла столько всего про Нильэна, а эта глупышка так верила мне, что поверила! — В чёрных глазах птицы заблестели настоящие слёзы больше свойственные человеку. — Печаль Белой Чародейки была настолько сильна, что она превратилась в Снежную Королеву с осколком льда вместо сердца. Алайна настолько потеряла себя, что даже попыталась убить Нильэна, но тёмная сила спасла его.

— А потом ты призналась первому Властелину Тьмы в том, что натворила, и он проклял и тебя, — завершила я старую легенду, оказавшуюся правдой.

— Да, Нильэн сказал: раз уж из-за меня Алайна прокляла себя, то я должна заплатить. Он рассудил, что смерть слишком милосердна и поэтому запер меня в теле совы, прокляв вечно служить Снежной Королеве. Мой бывший возлюбленный даже не понял, на что обрёк меня, — грустно усмехнулась сова, — ведь сила Духа Зимы не могла просто исчезнуть из мира, и передать Алайна её не могла, потому что отказалась от любви.

Посмотрев на дерево новым взглядом, я сказала:

— Вот и стало замёрзшее сердце замка сосудом для силы, которой наделялись искусственные Снежные Королевы. — Переведя взгляд, на сову едва сдерживая обиду бросила: — Ты солгала, сказав, что по большей части я человек.… Судя по легенде, я больше кусок оживлённого льда, чем живое существо…

— Нет, что ты! — запаниковала Вилавин, видя, насколько ранит меня такое открытие. — Я не лгала! Сейчас в тебе больше человеческого, чем когда ты только переродилась! Поверь, я знаю, о чём говорю. Понятия не имею, откуда в тебе столько силы, но её хватило на настоящее возрождение, да и когда ты осознала свои чувства к Адриану, проклятье стало разрушаться. Теперь тебе не грозит утратить свои чувства и саму себя. А с течением времени ты сможешь даже иметь детей и жить как обычная девушка. Ну, — поспешила исправиться Вьюга, — почти обычная, сила-то останется при тебе, а вместе с ней некоторые особенности.

Сказать, что меня это успокоило — ничего не сказать. Но меня волновало не только моё будущее, и потому я спросила:

— А что теперь будет с тобой?

— Я не знаю, — слишком спокойно ответила сова. — Но чувствую, что изменения в замке отражаются и на мне. Может моё проклятье падёт вслед за твоим, а может, я просто растворюсь. — Заметив, что я пытаюсь придвинуться ближе и заключить её в объятья, Вилавин проскрипела: — В любом случае я это заслужила и не потерплю к себе жалости! Хочешь ещё затрещину получить?

Скрывая улыбку, я обиженно протянула:

— Вот так и проявляй к тебе сочувствие. — А потом серьёзно добавила: — Но знаешь, благодаря твоей ошибке я сейчас здесь. Живая, достаточно сильная для этого мира и… влюблённая.

— Да, тебе повезло. — Прокряхтела сова, сама придвигаясь ко мне ближе. Приняв это за согласие, я погладила её по мягким белоснежным перьям. — Но ты не представляешь, сколько было тех, кто пострадал.

Очевидно, что Вилавин сожалеет, однако исправлять уже что-то было поздно. Оставалось только учиться жить с этим грузом и вынести из этого полезный урок.

— Мне их жаль, но и тебя тоже. — Честно призналась, пробегая пальцами по макушке круглой головы. — Можешь бить, если тебе станет легче, но я всё же скажу — я сочувствую тебе. Ты ошиблась, очень сильно напортачила, однако точно не заслужила настолько сурового наказания.

Затрещины не последовало. Зато сова тихо сказала:

— Спасибо. — И отстранившись, она добавила: — Если ты не против, я бы хотела побыть пока одна.

— Конечно не против, — ответила я. После чего сова вспорхнула, унося на своих сильных крыльях не только себя, но и свою печаль.

Поднявшись, я медленно пошла к выходу, чувствуя грусть за чужие судьбы. Но тут, когда я почти переступила порог зала с тотемом Белой Чародейки, прямо у меня в голове зазвучал чистый, по-девичьи звонкий голос:

«Не волнуйся, Майя, моя сестра будет в порядке. Тебя тоже ждёт только светлое будущее, так что не нужно печалиться».