Дама с жвачкой - Наталья Александрова

Анна Ивановна ликвидировала следы Черномыркиного посещения, достала из буфета — уже второй раз за сегодняшний день — бутылку водки, налила полную стопку, выпила ее, не закусывая, и заплакала о своей загубленной жизни.

Вызванный ею чуть позже старичок доктор Сергей Викентьевич не стал даже подходить к покойному, взглянул на него с порога и сел в соседней комнате писать свидетельство о смерти.

Пришлось еще заходить к тете Варе за вещами, та усадила их обедать, на пятичасовой поезд они не успели, а уехали только в 18.50. В вагоне они почти не разговаривали, Надежда нервничала, что вернется поздно и муж будет ее ругать и воспитывать. Придется оправдываться, а поскольку рассказать все как есть она не может, то нужно будет врать и изворачиваться. Сан Саныч человек очень проницательный и видит ее насквозь, поэтому врать ему Надежда не хотела, но и правду сказать боялась. Во-первых, он не поверит, скажет, что Надежда все сочиняет, а во-вторых, если и поверит, то испугается за нее и страшно рассердится. Мучаясь этой неразрешимой проблемой, Надежда незаметно не то чтобы задремала, а впала в какое-то странное состояние. От внешних раздражителей она отключилась, но голова ее продолжала соображать.

Новицкая… Эля Новицкая и Натэлла Новицкая. Не настолько уж часто встречается эта фамилия, чтобы не заподозрить совпадения. Из шестерых двое убиты, двое — они с Верой — все друг про друга знают. Остались Эля и Натэлла. Эля умерла два года назад — отчего? От болезни, сказала ее дочь. Ясно, что не от старости, Эле было немногим более пятьдесяти, еще бы жить да жить. И вообще, кто она была, эта Эля? Где работала, чем занималась? Еще тогда, в роддоме, Надежда, да и остальные чувствовали, что есть в Эле какая-то тайна, что-то такое, чего никто про нее не знал.

Светлана, Элина дочка, сказала, что после смерти матери живет одна. А ведь у Эли был муж. Значит, или он умер раньше Эли, или они развелись. А если они развелись, то не может так быть, что Натэлла — его вторая жена?

— Вот это номер! — проговорила Надежда вслух.

— Что? — Вера тоже очнулась от своих мыслей.

— Ты что, Вера, такая бледная?

— Не знаю, сердце что-то щемит, как они там, может, Мак сидит некормленый и негуляный?

Вера не рассказала Надежде подробно, какой безобразный скандал произошел у них с мужем накануне ее отъезда, ей было стыдно. Она вела себя не лучшим образом, в первый раз в жизни вышла из себя. Конечно, после последних событий нервы у нее никуда не годятся, но все же не следовало так распускаться.

Вера внезапно вспомнила ужасный вид мужа, его несчастные больные глаза, и ей стало совсем неспокойно. Зашла ли Ирина вчера вечером их проведать, как обещала?

Надежда укуталась шарфом, подняла воротник и опять ушла в раздумья.

Если пойти завтра к Натэлле, то что она ей скажет? Ах, простите, кто-то захотел нас всех убить, вы остались последняя, так не вы ли, уважаемая, тут руку приложили? А ведь еще надо как-то договориться по телефону о встрече, заинтересовать Натэллу. Не станет она перед незнакомым человеком раскрывать свое прошлое. Но Надежда была твердо уверена, что начало всего было там, в прошлом. Что все-таки Софа хотела сказать, когда посылала Надежде открытку с адресом Эли? Что Эля — ключ ко всему? Но Эли нет в живых. Опять вернулись к тому, с чего начали.

Попробуем по-другому. Если допустить, что между Элей и Натэллой есть связь, что муж, Новицкий, был у них, так сказать, общий. Что его жены встречались раньше, он мог и не знать, да и Натэлла тоже. Сказать об этом Натэлле, она спросит, а какое вам дело?

Что же это, что Надежда все время упускает? И тогда, двадцать шесть лет назад, что там случилось, какое событие? Эля страдала, переживала за жизнь своего ребенка, для нее смерть дочери был бы концом всего. Наверняка муж хотел ребенка и ушел бы от нее, если бы дочь умерла. Хотя не факт, но Эле, возможно, так казалось. А тут хорошенькая здоровенькая девочка лежит себе и никому не нужна. Все хотят от нее избавиться, всем она мешает. Эта мысль давно уже стучала Надежде в голову, этим можно было бы все объяснить. Но ведь такого не может быть! Ведь дети — это не колода карт, которую можно перетасовать как вздумается, лишнюю спрятать в рукав и вытянуть, когда понадобится козырь! И врач Алексей Иванович был очень порядочный человек, не мог он пойти на такое!

«Мог, — сказала себе Надежда, подумав, — он очень жалел Элю и ту малышку, от которой собиралась отказываться Натэлла».

Такие вещи должны делаться официально, это верно, но все же, так можно было избежать многих сложностей. Эля его уговорила. Очевидно, когда ее дочка умерла, она пришла в такое отчаяние, что врач опасался за ее рассудок. Вот и пошел на преступление. Отделение у них было маленькое, никто и не узнал.

«Стоп, Надежда, опять тебя заносит!»

Ведь за детьми-то смотрит сестра, а не врач. Сестра-то обязательно бы заметила, когда ребенка подменили. И если доктор действовал из гуманных соображений, ни во что другое Надежда не поверит, то шуструю сестричку Клавочку можно было уговорить только иным способом. И каким же?

Надежда вздохнула. Как бы ей пригодился сейчас ее знакомый частный сыщик, как он сейчас называется — Анатолий Иванович? Он помог бы ей гипнозом. При мысли о гипнотизере Надежда ощутила какое-то непонятное чувство. Ей казалось, что чьи-то сильные руки мягко, но настойчиво подталкивают ее куда-то. Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

И вот уже опять она идет по длинному больничному коридору, опять ей двадцать два года, и опять нужно в детское отделение. Туда посторонних не пускают, но Надежде обязательно нужно поговорить с детской сестрой. Врачи отказались ее выписать раньше времени, муж уезжал в командировку, и ему обещали показать дочку. Надежда тихонько открыла дверь. Дальше был узенький коридорчик, с одной стороны отгороженный стеклянной стеной. Там рядами стояли маленькие детские кроватки. Было очень тихо — малыши спали. В конце коридорчика находилась сестринская — маленькая комнатка, где сестры переодевались и пили чай. Надежда заглянула туда и, никого не увидев, прошла за шкаф, которым комнатка была перегорожена на две неравные половины. Сестричка Клава сидела за столом и внимательно себя рассматривала в зеркало. Услышав шаги, она мгновенно вынула шпильки из высоко заколотых волос. При повороте ее головы из зеркала Надежде в лицо блеснул солнечный зайчик. Клава рявкнула сердито, что посторонним тут не положено и чтобы Надежда подождала в коридоре. Потом Надежда отвлеклась разговорами о ребенке и все забыла. Но теперь…

Золото и драгоценности в роддоме носить не полагалось. Сестра в приемном покое сразу же предупреждала, чтобы отдали часы и кольца мужьям. Но Эле Новицкой стало плохо в трамвае, и ее привезли в роддом на «Скорой». Часов у нее не было, но обручальное кольцо и бриллиантовые серьги были при ней в палате. Старшая сестра отказалась взять их и запереть в сейф, ключ от которого мог взять кто угодно, он висел в ординаторской на гвоздике:

— Еще пропадет, а я потом отвечай!

Так Эля и ходила в серьгах. Бриллиантики были маленькие, но чистой воды и поразительно блестели. А потом серьги исчезли, Эля сказала, что отдала их мужу.