Эра войны. Эра легенд - Майкл Дж. Салливан

– Клан Эрлинг будет получать зерно с юга до тех пор, пока…

– Нам не нужны подачки!

– Это не подачки. Это плата за то, что вы стоите на страже наших границ.

– Ты отдаешь нас, гула-рхунов, на милость рхулин-рхунов. Вот как это называется! Затягиваешь петлю у нас на шее!

Эрго стал вождем клана Эрлинг после гибели Адгара, убитого Мойей на поединке. Персефона опасалась, что северные кланы не признают ее кинигом, но гула-рхуны свято чтили суд поединком, поскольку сражения составляли основную часть их жизни. Гулы беспрекословно приняли правление Персефоны и выполняли ее приказы, хотя им и не всегда удавалось удерживать своих людей в узде. За зиму Персефона рассмотрела восемь дел об убийствах; большую часть из них совершили гула-рхуны, однако и рхулин-рхуны были не безгрешны. На территориях, где племенам приходилось тесно общаться между собой, убийств случалось еще больше. Персефона предоставила разбирать эти дела местным старейшинам, надеясь, что те примут мудрые решения.

Никого из фрэев не обвиняли в убийствах. Убитых фрэев тоже не оказалось.

Эрдо, недавно заступивший на свой пост, был самым шумным из вождей гула-рхунов. Он далеко не в первый раз являлся в Кэрол. Большинство вождей излагали свои жалобы на ежемесячных собраниях совета, из-за чего собрания затягивались допоздна. Эрдо не намеревался ждать целый месяц.

– Южные территории лучше подходят для земледелия, – объяснила Персефона. – Почва там более плодородная, лето долгое, а поля находятся гораздо дальше от врага, и потому их вряд ли сожгут. Твоим людям не придется голодать, это я тебе обещаю. Но они нужны здесь.

– Чушь собачья, – заявил Эрдо. – Мы только сиднем сидим и больше ничего. Тебе-то хорошо, ты в тепле и довольстве за каменной стеной. А мы торчим в полях, на холоде, в жалких палатках. Нам тут делать нечего. Мы уже целых два сезона потеряли впустую. Фрэи нас и так боятся. Все это ожидание никому не нужно. Отправь нас либо в бой, либо домой!

Персефона взглянула на Нифрона, восседавшего по левую руку от нее.

– Сколько раз Алон-Рист нападал на гула-рхунов зимой? – спросил тот, подавшись вперед.

Эрдо покачал головой.

– Не помню.

– Тогда позволь тебе напомнить – ни одного. Мы ходим в военные походы только в теплую погоду. Если ты выглянешь в окно, то увидишь, что снег сошел. Враги уже на пути к нам. Скоро они будут здесь, и на твоем месте я бы не рвался в бой. А теперь ступай, нам нужно выслушать других просителей.

И он махнул рукой, давая знать Эрдо, что тот может идти.

Персефона поежилась.

Эрдо гневно взглянул на Нифрона. Его губы сжались в жесткую линию. Он развернулся и твердым шагом пошел прочь.

– Не следовало тебе так делать, – прошептала Персефона Нифрону.

Командир фрэев непонимающе взглянул на нее.

– У тебя нет власти приказывать ему…

– Ах, да, – кивнул Нифрон. – Совсем забыл. Приношу свои извинения. – Он проводил взглядом уходящего Эрдо. – Просто… мне не нравится, как они с тобой разговаривают, особенно эти гула-рхуны. Они не проявляют уважения. Ни один инстарья не станет так обращаться со старшим по званию.

– Неужели? – вмешалась Мойя, вместив в одно-единственное слово целое море сарказма. – А Тэкчин мне другое говорил. – Она улыбнулась Нифрону.

Для Мойи поставили кресло, однако она предпочитала стоять по правую руку от Персефоны, опираясь на свой лук. Девушка часто сетовала на то, что бронзовой загородки и четырех ступенек недостаточно, чтобы отделить многочисленных просителей от кинига, ведь люди, приходящие с жалобами, склонны впадать в ярость. Персефону это не тревожило: Мойя выпустит три стрелы быстрее, чем нападающий успеет перепрыгнуть через загородку. Благодаря победе над Адгаром и выдающемуся мастерству в обращении с луком Мойя пользовалась всеобщим почтением. Люди считали ее легендарной героиней, иначе у них в голове просто не укладывалось, что эта красивая девушка может быть смертельно опасной. Даже фрэи относились к ней… ну, если не с уважением, то, по крайней мере, с осторожностью, ибо не до конца понимали, на что она способна. Мойя раскрывала секрет обращения с луком всем, кто желал учиться, но по-прежнему оставалась непревзойденным мастером и одним лишь своим видом вселяла в просителей больше страха, чем двадцать вооруженных воинов.

Дверь в Кэрол отворилась. Ввели Петрагара и Вертума.

– Интересно, что скажут эти двое об уважении, которое инстарья питают к своим вождям? – усмехнулась Мойя.

– Я не говорил «вождям». Я сказал – «старшим по званию», – подмигнул ей Нифрон.

Кэрол отлично подходил для рассмотрения жалоб. Расположенный в основании Кайпа, он был недоступен для основной части жителей Алон-Риста и потому внушал трепет и уважение. Небольшие размеры зала создавали подходящую обстановку для обсуждения деликатных вопросов, в то же время судей от просителей отделяла бронзовая загородка. Здесь не имелось ни одного окна, зато сразу две двери: в одну входили просители, в другую – судьи. Кэрол напоминал Персефоне чертог в Далль-Рэне, только гораздо более строгий и даже зловещий. Особенно ей не хватало окон. Весной двери чертога всегда открывали, чтобы внутрь проникало солнце, а тут Персефона чувствовала себя запертой в полутемной пещере. Она выслушивала бесконечные жалобы на свое правление, и почти каждый уходил недовольным.

– Мы провели… – начал Петрагар по-фрэйски и осекся. Он взглянул на Вертума, и тот что-то зашептал ему на ухо. – Мы провели больше восьми месяцев в заточении. Я – фрэй благородного происхождения и поэтому требую, чтобы меня немедленно отпустили.

Излагая свою просьбу, Петрагар даже не взглянул на Персефону: он не сводил глаз с Нифрона. И хотя Персефоне это не понравилось, Нифрон ответил ему от ее имени:

– Ты послал отряд грэнморов, чтобы убить меня. Благодари Феррола, что ты фрэй, иначе давно был бы мертв.

– Уровень цивилизации определяют по отношению к пленникам, – вмешался Вертум, обращаясь к Персефоне, а потом добавил, уже Нифрону: – Если ты вернешь нас фэйну, возможно, он передумает насчет тебя.

– Нам не нужно, чтобы он передумывал, – ответил Нифрон. – У вас была возможность решить дело миром. Теперь наш черед отплатить вам той же монетой.

– Удерживая нас здесь, вы ничего не добьетесь, – заявил Петрагар. – Вы просто зря тратите на нас свои запасы.

– Хорошо сказано. – Нифрон повернулся к Персефоне. – Я согласен с Петрагаром. Прикажи немедленно казнить их. Что толку переводить на них вкусную овсянку?

На лицах пленных фрэев отразился ужас.

Персефоне ни разу не доводилось выносить смертный приговор; от одной мысли об этом к горлу подступила тошнота. Киниг обладает властью казнить и миловать. Рэглан приговаривал людей к смерти, однако принимать такое решение было нелегко и редко имело смысл. Клан нуждался в рабочих руках, чтобы выжить. Казнь считалась самым последним средством, но иногда к нему приходилось прибегать. Только не в этот раз.