Дикая роза - Дженнифер Доннелли

Шейми задумался над планом Шеклтона.

– Это может удаться, – наконец сказал он.

– Может? Никаких «может». Мой план обязательно удастся! – прорычал Шеклон.

В голосе Эрнеста Шеклтона слышалось воодушевление. С таким же воодушевлением он когда-то читал лекцию в Королевском географическом обществе, покорившую Шейми, после чего семнадцатилетний парень решил взять Шеклтона измором и стать участником экспедиции на «Дискавери».

– Когда у вас, сэр, появляется цель, у вас словно вырастают крылья, – сказал Шейми.

– Цель – это все, парень. Ты это знаешь не хуже меня. Потому я и зову тебя с собой. В тебе еще остался прежний запал? Или позволишь Клементсу превратить тебя в конторского служащего?

Шейми засмеялся, но затем, к своему ужасу, обнаружил, что ему нечем ответить.

Остался ли во мне прежний запал? – мысленно спросил себя он.

Он вспомнил плавание на «Дискавери» и поход к Южному полюсу. Вспомнил суровую, завораживающую красоту Антарктики: серо-стальные моря, ледяные просторы и безграничность ночного неба. Никакого сравнения с небом Лондона или Нью-Йорка, где искусственное освещение и туман вперемешку с дымом затеняют звезды. Небо над Антарктикой было таким ясным, таким невыразимо безмятежным, словно он впервые увидел небеса. Ночами ему часто казалось: протяни руку – и он коснется звезд, собирая их, как пригоршни бриллиантов.

Чаще всего Шейми вспоминались смертельно опасные переходы к полюсу. Первый раз, идя с Шеклтоном, они были вынуждены повернуть назад, когда до полюса оставалась какая-то сотня миль. Не сделай они этого, экспедиция погибла бы. Во второй раз, с Амундсеном, они достигли полюса. А сколько сил отнимала каждая экспедиция. После экспедиции прошло два года, но только сейчас он более или менее вернулся к нормальной жизни. Экспедиция, в которую звал его Шеклтон, отнимет еще два, а то и три. К моменту возвращения он станет заметно старше. А как же Дженни? Станет ли она его дожидаться? И хотелось ли ему, чтобы она ждала?

– Ну так как, парень? – напирал Шеклтон.

Шейми беспомощно пожал плечами:

– Можно мне подумать, сэр? Боюсь, сейчас я не знаю.

– Не знаешь? – недоверчиво переспросил Шеклтон. – Как это ты не знаешь? Черт тебя побери, парень, где твое сердце?!

Хороший вопрос, подумал Шейми. В самом деле, где? Оставил на Килиманджаро? Потерял в ледяных антарктических океанах? Или его сердце находилось в Лондоне, с Дженни Уилкотт?

Глядя поверх Шеклтона, на соседние корабли, покачивающиеся у причала, Шейми с болезненной грустью понял, что знает ответ. Признаваться в этом не хотелось, поскольку всегда так мучительно желать то, чего ты никогда не получишь, но ответ он знал. Его сердце по-прежнему находилось там, где было всегда, храня верность необузданной, бесстрашной девчонке. Девчонке, которую он никогда не увидит снова. Как он хотел избавиться от этой привязанности.

– Дело в женщине, да? – вздохнув, спросил Шеклтон.

– Да, – коротко ответил Шейми.

– Так женись на ней, уложи в постель и плыви со мной.

Шейми засмеялся:

– Жаль, что не все так просто, сэр.

– Послушай, парень, сейчас только март, – уже мягче заговорил Шеклтон. – Я отплыву не раньше августа, если не позже. Не торопись. Все хорошенько обдумай. Я хочу, чтобы ты был в составе экспедиции. Сам знаешь. Но ты должен поступать так, как лучше для тебя.

– Да, сэр. Спасибо. Я подумаю, – сказал он Шеклтону.

Если бы я знал, что́ для меня лучше, мысленно добавил он.

Макс фон Брандт глубоко затянулся сигаретой и медленно выпустил дым. Облако дыма было сейчас как нельзя кстати, помогая маскировать зловоние.

Он сидел на единственном стуле комнаты, занимаемой им в «Даффинс». Напротив, на кровати, сидела Глэдис Бигелоу. Она вздрагивала от рыданий. Ее дважды вытошнило прямо на кровать и, судя по всему, вскоре вытошнит снова. Макс сорвал с кровати одеяло, простыни, прихватил подушку и снес вниз, бросив в мусорный бак. Однако запах блевотины все равно сохранялся.

Посередине комнаты на столе лежало то, что вызвало потоки слез Глэдис, – отвратительные, непристойные фотографии. Снимки запечатлели женщину на постели: нагую, с разведенными ногами. Лицо женщины было отчетливо видимым. Максу эти фотографии были хорошо знакомы, ведь он сам их делал несколько дней назад.

– Смилуйтесь, – всхлипывала Глэдис. – Я не могу. Не могу это сделать. Пощадите.

Макс снова затянулся и сказал:

– У вас нет выбора. Если откажетесь, я отправлю снимки Джорджу Бёрджессу. Вы немедленно лишитесь работы, а при вашей подмоченной репутации новой вам будет не найти. А ведь эта работа – смысл вашей жизни, Глэдис. Вы сами мне это говорили, и не раз. Что еще у вас есть? Семья? Муж? Нет. И вероятно, не будет, если эти снимки станут достоянием общественности.

– Я покончу с собой, – сдавленно произнесла Глэдис. – Спрыгну с Тауэрского моста.

– А кто потом будет присматривать за вашей больной матерью? – спросил Макс. – Кто будет оплачивать счета за ее лечение? Покупать ей еду? Оплачивать жилье? Кто будет по воскресеньям вывозить ее коляску в парк? Эти прогулки так много значат для нее. Всю неделю она с нетерпением ждет воскресенья. Вашу мать заберут в приют для одиноких стариков. Думаете, там станут с ней возиться? Хорошо, если не забудут покормить.

Глэдис закрыла лицо руками. Из горла вырвался стон, полный душевной муки, чем-то похожий на стон раненого зверя. У нее снова начались рвотные судороги, однако исторгать было уже нечего.

Макс положил сигарету на край пепельницы и скрестил руки на груди. Его самого почти выворачивало от этой убогой комнаты в меблирашках, от запаха блевотины и отчаяния. Он ненадолго закрыл глаза и мысленно представил место, куда хотел перенестись: первозданное, свободное, куда еще не дотянулись человеческие руки.

Это было место сверкающей белизны, чистоты и холода. Называлось оно Эверест – крыша мира. Однажды, когда вся эта европейская мерзость закончится, он туда вернется и, быть может, разыщет Уиллу Олден, первозданную и прекрасную, как сама гора. Такая надежда помогала ему жить.

От воспоминания о далеких местах и той странной женщине ему захотелось встать и уйти. Покинуть жалкую комнату, в которой он сидел, и жалкую, зареванную девицу. Убраться из этого убогого Уайтчепела. Появляясь здесь, он каждый раз рисковал жизнью. Макс это знал. Он слышал, что парни из Кембриджа продолжают за ним охотиться, и его встреча с ними – лишь вопрос времени. Нет, пусть все идет так, как должно. Исчезнуть прежде, чем он выполнит порученное задание, означало бы подставить под удар жизни других людей. Миллионы жизней. И потому он оставался.

Макс выждал еще несколько минут, давая Глэдис время прийти в себя, затем спросил:

– Так вы сделаете это? Или мне послать снимки вашему начальнику?