Семья О’Брайен - Лайза Дженова

– Вон, Пол Ревир, – говорит Меган, кивая на одного из актеров. – Слишком высоко поднимет мушкет, стоя на холме во время грозы, и его ударит молнией.

Потное лицо актера застыло в суровой мрачности. Он опирается на ствол своего бутафорского мушкета и сплевывает на землю. Семьи, идущие мимо него, отклоняются в сторону, чтобы в них не попало. «Оскара» он сегодня не возьмет.

– По крайней мере, он умрет, делая то, что любит, – со смехом отвечает Кейти.

Она шутки ради проверила недавно статистику. Шанс, что человека ударит молнией – один к ста двадцати шести тысячам. Шанс утонуть – один из тысячи. Погибнуть в автокатастрофе – один из ста. Умереть от рака – один из семи. Их шанс умереть от болезни Хантингтона – пятьдесят процентов.

– Видите вон того мужика, – говорит Джей Джей, подбородком указывая на старика, шаркающего по тротуару.

Он идет ссутулившись, голова его упала на грудь, словно шея уволилась с полной ставки, под поношенной кепкой «Ред Сокс» у него слишком длинные сальные седые волосы, он курит сигарету.

– Умрет во сне в своей постели, в возрасте девяноста пяти лет, окруженный любящей семьей.

– Точно, – говорит Меган, давясь смехом и передавая бутылку Джей Джею.

Кейти качает головой.

– Так несправедливо.

– Черт, как меня это бесит, – говорит Патрик. – Бог насылает на папу Хантингтона, а этому уроду позволяет тут ошиваться.

Они умолкают. Джей Джей от души прикладывается к бутылке и сует ее брату.

– Я посмотрел, что там за анализ, – говорит Джей Джей. – Там не просто кровь сдаешь. Это долгая история. Сперва заставляют сходить на два сеанса к консультанту, который тебе всякую лапшу вешает, это растягивается на две недели, только потом берут кровь, а потом надо ждать еще четыре недели, пока придут результаты.

– То есть надо идти к доктору из дурки? – говорит Патрик.

– Да, похоже.

– А про что с ним говорить?

– Про погоду. Про Хантингтона, тупица.

– Да, но зачем?

– Хотят удостовериться, что ты понимаешь, что это такое, что значит этот анализ, и почему ты хочешь узнать, и как поведешь себя, когда узнаешь, чтобы, если он положительный, ты не пошел и не прыгнул с Тоубинского моста.

– По мне, неплохая мысль, – говорит Меган.

– Да, и что? – не унимается Патрик. – Если я скажу: «Да, я хочу прыгнуть с Тоубина», – мне что, откажут в анализе? Это моя жизнь. У меня есть право знать. Я не пойду на эти идиотские сеансы.

– Тогда тебе не сделают анализ, – говорит Джей Джей.

– Да и пошли они тогда. Я все равно не хочу знать, – отвечает Патрик.

Может быть, знать, что у нее будет болезнь Хантингтона, было бы и хорошо. Вместо того чтобы год за годом одно и то же, тем же путем, откладывать составление планов, потому что кажется, что времени еще полно, вечность впереди, – а тут она будет знать, что нет. Делай сразу. Все сразу. И тогда следующие четырнадцать лет будут потрясающими, лучше, чем пятьдесят у большинства людей.

А может быть, не так это и хорошо. Может быть, она не уедет из Чарлстауна, не откроет свою студию, не выйдет замуж и не заведет детей, потому что они заслуживают, чтобы у них была жена и мать, которая будет жить, любить их и учить, так зачем беспокоиться, если все равно скоро умрешь? Она будет каждый день умирать эти четырнадцать лет, вместо того чтобы жить.

Кейти представляет себе бомбу с часовым механизмом, тикающую у нее в голове, уже выставленную на какой-то год, месяц, день и час. А потом – бум. У нее в черепе взорвется Хантингтон, уничтожая части ее мозга, отвечающие за движение, мышление и чувства. Движение. Мышление. Чувства. А что еще есть? Занятия йогой учат: бытие. Есть бытие. Когда она медитирует, цель не в том, чтобы двигаться, думать или чувствовать. Надо просто быть. Это как раз то ускользающее состояние, испытать которое стремится каждый йог. Выйди из собственной головы. Заглуши мысли и успокой движения. Замечай свои чувства, но не цепляйся за них. Пусть проходят.

Но болезнь Хантингтона – это не отсутствие движения, мышления и чувств. Эта болезнь – не трансцендентное состояние счастья. Это цирк уродов: отвратительные, постоянные, бесплодные движения, неукротимая ярость, непредсказуемая паранойя, навязчивые мысли. «Бум» не уничтожит движение, мышление и чувства. Он все изуродует. Она представляет, как от взрыва высвобождается какая-то ядовитая жидкость, ровный поток токсинов, которые в итоге просачиваются в каждую нервную клетку, загрязняют каждую мысль, чувство и движение, заставляя ее гнить изнутри.

Может быть, болезнь у нее уже есть. В брошюре говорится, что симптомы могут начаться за пятнадцать лет до диагноза. То есть сейчас. Она вчера покачнулась во время ардхи чандрасаны. Позы полумесяца. Ее вытянутые рука и нога заколебались, как ветки в ураган. Она склонилась влево, потом, для равновесия, вправо и неуклюже вышла из позы перед всей группой. Что это, болезнь Хантингтона?

А может быть, у нее нет болезни. Она совершенно здорова и просто на мгновение потеряла равновесие, как все обычные люди, и все это навязчивое беспокойство – ни о чем.

Или у нее есть болезнь.

В последние месяцы Кейти владело растущее нетерпение, словно она поднималась по волне к белому пенному гребню. Все, что она делала, было лишь подготовкой к настоящей жизни, и ей не терпится начать. Пора начинать. Но едва она почувствовала, что готова по-настоящему начать жить, ей что, предстоит узнать, что она умирает? Конечно, все умирают. В этом смысл всей дурацкой игры. Она это знает. Но смерть всегда была абстрактным понятием, незримым призраком без очертаний, плотности и запаха. Хантингтон – это реальность. Это настоящая смерть, которую она может себе представить благодаря Ютьюбу, и у нее очертания ужаса и гнилостный запах страха.

Джей Джей – вылитый папа. Одно лицо. Он ни капли не похож на маму. У него отцовские сонные голубые глаза, его крепкое сложение, его характер, его бело-розовое веснушчатое лицо. Значит ли это, что у него есть и отцовский дефектный ген, отвечающий за болезнь Хантингтона? Кейти до ужаса похожа на свою бабушку, которую видела только на фотографиях. Рут. Ту самую, у которой был Хантингтон. У Кейти ирландские щеки и веснушки, как у бабушки, такие же тонкие медные волосы и тупой широкий нос. И строение у нее такое же: тонкие кости, крепкие бедра и плечи пловчихи. Они обе точно пережили бы картофельный голод.

Меган и выглядит, и ведет себя, скорее, как мама. Нос у нее тоньше и острее, лицо не такое круглое, волосы темнее и гуще, телосложение хрупкое. У Меган такой же, как у мамы, сдержанный нрав, она такая же терпеливая и упорная, любит бродвейскую музыку и театр – и, конечно, танец. Патрик похож на обоих родителей и ни на кого из них. Никто не знает, откуда он такой взялся.

Судя по тому, что видно, по внешним физическим чертам и характеру, Кейти и Джей Джей удались в отца. Означает ли это, что у них и его болезнь Хантингтона? Не имея ни степени по генетике, ни каких-либо настоящих знаний, которые могли бы подкрепить ее выводы, Кейти предполагает, что да. Она унаследовала отцовские уродливые ступни; значит, и Хантингтон у нее есть.