Тень сбитого лайнера - Альберт Байкалов

– Бери!

– Зачем?

– Расстреляй этот выводок террориста. Докажи свою преданность народу!

Молодая женщина закричала, с силой прижав к себе ребенка. Ее свекровь стала креститься. В глазах Тараса потемнело, а к горлу подступил комок.

– Не бери такой грех на душу, отпусти их! – взмолился он.

– Ты отказываешься стрелять в тех, кто породил врагов Украины?

– Меня убей! – Тарас прижал ладони к груди. – Что хочешь делай, только не трогай детей.

– Если не хочешь стрелять, не надо. – Майор равнодушно хмыкнул, возвращая автомат бойцу. – Мы сами справимся. А ты сейчас показал, как любишь свой народ.

– Ты его сильно любишь? – вскинулся Тарас и шагнул к майору, однако на его плечи тут же легли руки Понедилка и Шуфрича. – Кого расстреливать вздумал?! Опомнись!

– Смотри, как это будет. – Майор самодовольно улыбнулся и повернулся к своим бойцам. – Строиться!

Солдаты разобрались в одну шеренгу напротив забора.

Молодая женщина сползла на землю. Свекровь завела детей за свою спину.

– Приготовиться!

– Да что вы творите? – завопил кто-то из пленных мужчин.

– Отставить! Кравчук! – выкрикнул майор.

– Я! – отозвался бородач, стоявший рядом с пленниками.

– Давай этого заступника тоже к стенке!

Бородач схватил за рубашку мужчину средних лет и потянул за собой. Руки у того были связаны, но он умудрился двинуть гвардейца головой и побежал. Однако наперерез ему бросился какой-то боец и выставил ногу. Мужчина споткнулся и упал лицом в землю. Гвардейцы подхватили его под руки и поволокли к забору.

Тарас зажмурился.

«Почему я не взял автомат и не выстрелил в майора? Ведь мог! Мне было ясно, что он собирается сделать».

Грохнули автоматные очереди.

Тараса больше не трогали. Стараясь не смотреть на трупы, лежавшие у забора, он несколько раз вздрогнул от пистолетных хлопков. Это майор подошел к забору и добил раненых. Потом Супруненко развернулся и побрел прочь, не видя дороги.

– От кого ты узнал о потерях? – Хижнюк наклонился к разбитому лицу Веселова.

Тот вцепился в табурет так, что побелели костяшки пальцев, отпрянул и едва снова не оказался на полу. Но палач знал свое дело, успел поймать его за ворот рубашки, пропитавшейся кровью и потом.

– Из Интернета! – прохрипел Веселов.

– Разве не знаешь, что это русская пропаганда? – повысил голос Хижнюк. – А раз ты потом об этом стал говорить всем направо и налево, значит, стал провокатором. Сколько тебе платят?

– Я не провокатор, – едва слышно проговорил Веселов разбитыми губами и с отчаянием посмотрел на Федора Степановича, сидевшего на стуле у стены. – Что за глупости? Разве у меня было мало денег, чтобы я еще так подрабатывал? Скажите хоть вы!

– Что я могу сказать? – Подполковник с деланым состраданием вздохнул. – Я только сделаю еще хуже. Один разговор с Рахильским на вашей вилле тянет лет на десять. Тем более при таком количестве свидетелей.

– Я был пьян!

– Но доводы ваши выглядели трезвыми.

– Я вам поверил. – Веселов осуждающе покачал головой. – Еще бы, пожаловали такой компанией, будто я президент сверхдержавы. Даже американца с собой приволокли!..

– Это был всего лишь антураж, – признался Федор Степанович. – Чтобы расслабить вас и склонить к приезду на Украину.

– Неужели все только из-за денег?! – воскликнул Веселов.

– Почему же? – Федор Степанович выпрямил указательный палец и с назиданием проговорил: – Из-за больших денег! Кстати, а на кого записаны тот участок и дом?

– Побойтесь бога! – умоляюще простонал Веселов. – Вы обобрали меня до нитки! Оставьте хоть что-то жене и детям!

– Снова дети, – задумчиво проговорил Морочко. – И почему все сразу вспоминают о них? Но мы можем решить и эту проблему. – Федор Степанович вопросительно посмотрел на Хижнюка. – Где они сейчас?

– Под Санкт-Петербургом, – отрапортовал палач.

– Вот и славненько. – Подполковник вновь устремил взор на Веселова. – Ты в курсе, что в России работают миллионы наших сограждан?

– К чему вы клоните? – одними губами спросил Веселов.

– К тому и клоню, что среди них много тех, кто уже устал быть быдлом и рабом, подметать улицы, вкалывать вместе с азиатами на стройках, убирать квартиры. Если кому-то из них показать несколько зеленых бумажек…

– Вы не посмеете убивать детей!

– Что москаль, что скотина, – заявил Хижнюк. – Без разницы.

– Я готов на все, только не трогайте семью! – провыл Веселов.

– Хорошо, – сказал Федор Степанович. – Нам необходимо вместе придумать и документально оформить преступления, из-за которых ты оказался в этих стенах. Чем быстрее, тем лучше.

– Я уже понял, – прохрипел Веселов. – После этого вы меня отпустите?

– Официально да.

– А на самом деле? – Веселов страшился услышать ответ, уже известный ему.

– После того как ты сольешь нам агентуру русских, их наймиты сожгут тебя заживо на свалке под Киевом, – озвучил подполковник сценарий, рекомендованный американским куратором. – О том, как все происходило, даст показания свидетель, случайно оказавшийся там. Ты должен назвать сообщников. – Федор Степанович закатил глаза под потолок. – Рассказать, как тебя вербовали сотрудники ФСБ России. Хотя нет. – Он махнул рукой. – Это уже приелось. Лучше ГРУ.

– Но кого я назову? – простонал Веселов. – Раз уж вы придумали все это, то сами и предлагайте!

Федор Степанович сделал знак Хижнюку. Тот кивнул и многозначительно посмотрел на помощника, стоявшего у стола. Этот субъект крутанул ручку полевого телефона, от которого к Веселову тянулись провода. Один был прикручен к большому пальцу ноги, второй исчезал в ширинке.

Мужчина вытаращил глаза и напрягся. Его лицо сделалось пунцовым, словно не живым. Вена на лбу так вздулась, что готова была взорваться. По телу Веселова прошла мелкая дрожь. Он повалился на бок, но Хижнюк и в этот раз успел среагировать и схватил беднягу за плечи.

– Вы тут занимайтесь. – Федор Степанович встал. – Потом доложите, что он скажет. Главное, пусть назначит себе сообщников.

– Сделаем! – заверил его Хижнюк. – А будет молчать, подскажем. Мне вчера правосеки привезли фоторепортера, приехавшего из Москвы. Чем не связной? Камеры изоляторов переполнены кандидатами.

Жара спала. Солнце ласкало лишь крыши и верхние этажи зданий. Направляясь к стоянке, Федор Степанович вдруг ощутил, как смертельной тоской шевельнулась в его душе жалость к Веселову, который никогда уже не увидит такого вечера. Однако в следующий момент он уже размышлял, стоит или нет сегодня за ужином откупорить бутылку коллекционного коньяка, подаренную Палачом ко дню рождения.