Град на холме - Илья Некрасов

– Пожалуйста… счёт.

Затем будто бы возник её взгляд, направленный сквозь меня. Большие тёмно-вишнёвые глаза. Через мгновение они исчезли в призрачной ряби, окутавшей стул. Но затем она вновь появилась. Скорее всего, женщина просто кивнула подошедшему официанту, который оставался для меня незаметным.

Рябь превратилась в клубы сизого дыма сигарет, и в нём проявилась фигурка. Признаться, она немного разочаровала меня. Практически кукольная внешность. Маленькое, точно детское, лицо, неожиданно бледное в этом свете. Тонкие губы и ярко-красная помада. Аккуратный носик. Тёмные волосы собраны в тугой узел позади. Причёска выглядела так, будто её обладательница актриса, которая снимается в чёрно-белом кино. В кино – стилизации под старые времена городских детективов.

Она производила противоречивое впечатление. Невероятный, глубокий взгляд, поразительный голос и тоненькая фигурка. И ещё… Пожалуй, самое главное.

Было ясно, что она не из тех, кто влезает в тёмные дела по собственной воле. И точно не из тех, кого стоит туда впутывать.

Женщина затушила сигарету, оставила окурок в пепельнице. Взяла зажигалку с пакетом, с соседнего стула – маленькую сумочку. И поднялась на ноги. Направилась в сторону выхода, мимо меня.

– Эй… можешь снова отключить её? – не подумав, сказал я.

Бармен не отреагировал. Я вскинул указку, чтобы ослепить курьера, но та выпала из рук. Более того, оптическая головка взломщика при падании треснула. Программа сделала своё дело и ликвидировалась.

Я было дёрнулся, чтобы встать у неё на пути, однако понял, что женщина пройдёт сквозь меня.

Оставалось лишь смотреть вслед. Тоненькая фигурка удалялась, уходя дальше, почти скрываясь в клубах сигаретного дыма. Цокот каблуков стихал.

Стихала и музыка. Но где-то внутри вертелись те слова из песни: «Сегодня не закончится, если мы не закроем глаза».

Я стоял посреди пустого зала, потеряв ощущение времени и пытаясь понять, что происходит внутри. Это было необычно. Словно вышел из строя какой-то имплант в груди.

* * *

В голове звучали слова повторного разговора с Жанной. Она заверила, что курьер проходит по делу в качестве свидетеля.

«Свидетелем и останется», – повторял я, выходя из клиники. Дело пустяковое. Просто курьеру не повезло с кругом общения. Её знакомый состоял в организации экологов и где-то там ещё. Обычно подобные люди принимают участие в нескольких кружках неформалов.

По словам Жанны, организация мешала одному магазинчику торговать под вывеской зелёных технологий. То есть банальный мелкий рэкет. Защитники природы готовились заблокировать деятельность частного предпринимателя с помощью пикета у входа в магазин. Причём ребята считали себя «кем-то не тем», старательно шифровались и не использовали обычных каналов связи. Общались только с помощью посылок и писем, передаваемых из рук в руки. Потому и понадобилось влезать в личные записи – так можно было сдвинуть время акции на более ранний срок, когда общественному порядку будет нанесено меньше ущерба.

«С меня причитается», – заверила Жанна.

Чёртовы экологи. Суют нос, куда не следует.

Куда только ни лезут. Слышал, что они силятся написать собственный учебник истории, в котором человечество будет представлено в виде раковой опухоли на теле матери-Земли. «Деметры». Чёртовы экологи. Ссылаются на какого-то там Шардена.[33]То ли католического попа, то ли неоязычника. Поклоняются планете, будто богине, и не так безобидны, как может показаться. Поэтому их ведёт бюро прокурорского надзора…

Я постарался не думать о случившемся. Положился на прокурорскую совесть. На работу, конечно, не поехал. Взял такси и назвал домашний адрес. Мы поехали.

«Нелицензионная наркота, кражи из музея, намёки на политику. Что общего? Почему мы имеем трупы Эрасмуссена и неопознанного? По какой причине так много улик, которые ничего не дают? Почему они ничего не подтверждают и не опровергают?» – гадал я, глядя в двигающийся за окном такси город. От этих вопросов в голове становилось пусто, и внимание постепенно переключалось на Париж-3.

Мы словно стояли на месте, застряв в полупрозрачной яме, не двигаясь ни вверх, ни вниз – такси имело хорошую мягкую подвеску, умные амортизаторы и остальное… По стеклу расплывались пятна света и блики, перемешанные с потоками и каплями воды. Даже людей и машин не было видно, только области неясной темноты. Всё это создавало странное впечатление. Восприятие говорило о том, что мы никуда не движемся, что это город стекает по машине и струится мимо. Цветные светящиеся капли на стекле передо мной походили на крутящийся калейдоскоп, а моё отражение – тот молчаливый угрюмый парень – был словно заперт внутри него.

Мы ехали по наземным и воздушным трассам, вертикальным каналам, и словно не чувствовали ничего. Внутри было пусто. От работы, от самого себя, от отражения и всего, что окружает это долбанное такси. Ноотрофен съедал меня изнутри, оставляя пустоту, а железке рядом было тем более плевать. На то она и железка.

* * *

«Человек не может без сна. Господи, как хочется спать», – признался я, переступив порог собственной квартиры.

Раздеться и аккуратно повесить одежду в тёмной прихожей оказалось непросто – перед глазами мелькали тени моего дома, а голову захватили мысли о сне… В то же время ноотрофен и остатки облачного аэрозоля не отпускали меня, не давали желанной свободы и полноценного забытья. Это был какой-то сон наяву. Сон вокруг.

Я стоял у окна и смотрел на шикарную картину. На огромном экране, что висел на стене соседнего дома, снова красовались ярко-красные женские губы. Та азиатка опять глотала полупрозрачную синюю таблетку, которая, если верить рекламе, может заменить курение. Спрашивается: а зачем? Какой смысл пересаживаться с одного на другое? Для меня электронный плакат имел, скорее, художественную ценность. Эта красота встречала меня, когда я просыпался, и провожала в мир грёз, отражаясь на стене.[34]

По небу прокатился гром, но молнии не последовало… Возможно, так проявил себя космоплан, переходящий звуковой барьер. Он рвался в чистое чёрное небо сквозь завесу клубящихся туч.

На козырьке с наружной стороны окна лопались и шипели пузырьки воды с едва заметными желтоватыми разводами. Впервые за несколько месяцев с неба лился кислотный дождь. Я отошёл от окна и увидел на стене красноватое пятно – смутный отблеск экрана с азиаткой.