Тачдаун - Сола Рэйн

– Жалеть? – Я в неверии качаю головой. – Я жалею лишь о том, что встретил тебя, Брэдшоу. Ты – чертов ураган, прогуливающийся по моей жизни, раз за разом сбивающий меня с ног.

В кристально-голубых глазах застывают слезы, но при этом лицо Хантер остается неподвижным. Таким же каменным, как и ее сердце.

– Ты сказал, что влюбляешься в меня.

– Я солгал, – мой голос звучит хрипло, потому что каждое слово дается с трудом. – На самом деле, мне просто хотелось тебя трахнуть.

– Ну, тогда сделай это, – произносит она ледяным, выворачивающим наизнанку тоном, продолжая с болью на меня смотреть. После чего стягивает с себя трусики, быстро переступает через них и швыряет черную кружевную ткань мне в лицо. – Трахни меня, Каннинг. И катись на хрен в ад!

– Прости, но я не прихватил с собой наличку, – выпаливаю со злостью и в следующую секунду ощущаю звонкий удар ее ладони, бьющей меня по лицу, с силой, достаточной, чтобы убить небольшое животное.

Я отшатываюсь, и какое-то время мы смотрим друг на друга, как два человека в аэропорту, которые прощаются надолго, или, быть может, навсегда, и отчаянно пытаются сохранить в памяти любимое лицо. А после Хантер разворачивается и уходит.

Когда дверь за ней захлопывается, я хватаю со стола монитор и швыряю его в семейный портрет, а затем начинаю все крушить, позволяя уничтожающему меня гневу выйти наружу.

Глава 22. Хантер

Когда я выхожу из кабинета, на верхних ступенях широкой лестницы, ведущей на первый этаж, меня встречает Стивен. Его темные волосы в беспорядке, будто он неоднократно запускал в них пальцы, ворот белой рубашки под пиджаком широко распахнут, между густыми бровями пролегла тревожная складка.

Внешнее сходство между Каннингами теперь кажется мне поразительным: те же большие тепло-карие глаза с вкраплением золота, тот же мужественный подбородок, широкие брови и четко выраженная ямочка на подбородке. Оба высокие и широкоплечие. Пожалуй, единственное существенное различие – это губы. У Стивена они узкие и твердые, а не пухлые и аппетитные, как у Чейза.

Должно быть, я была слепа, если не заметила этого сходства сразу. Зато теперь я понимаю, где видела мужчину раньше: на фотографиях в интернете, когда впервые гуглила информацию о Чейзе.

– Я думал, что воспитал его значительно лучше, – устало произносит Стивен, и мы одновременно вздрагиваем, когда со стороны кабинета раздается какой-то грохот.

Тыльной стороной ладони вытираю слезы, которые успели скатиться по щекам.

– Простите, мистер Каннинг. Мне жаль, что мы испортили вам праздник, – бесцветным голосом произношу я, не чувствуя слов. Не чувствуя вообще ничего, кроме болезненного жжения в груди.

Стивен извлекает из нагрудного кармана шелковый носовой платок темно-вишневого цвета и протягивает его мне.

– Мне остается лишь надеяться, что парень выдохнется раньше, чем доберется до антикварных часов с кукушкой, которые Эллен привезла из России. Это ее последний подарок мне перед тем, как… – Он на мгновение закрывает глаза и тяжело сглатывает, а затем кивает в сторону лестницы. – Пойдем, я напою тебя чаем или кофе – чем захочешь, а ты расскажешь мне, как давно вы с Чейзом встречаетесь и почему ты сразу не сказала мне об этом.

– А как же ваши гости?

Я выхожу на верхнюю площадку лестницы и смотрю вниз. В зале не осталось никого, кроме двух служанок, которые уже начали убирать со столов.

– Праздник окончен.

– Мне очень жаль, – глухо повторяю я.

– Все в порядке, – отвечает он, спускаясь рядом со мной по лестнице. – Это я должен просить у тебя прощения за поведение своего сына. Засранец не имел права так с тобой разговаривать.

Мне хочется поблагодарить Стивена за его доброту ко мне, но слова не идут. Мозг слишком занят мыслями о Чейзе. Перед глазами все еще стоит его искаженное отвращением лицо. Не яростью, не гневом или обидой, – отвращением. Разве существует чувство хуже?

– Разумеется, я все компенсирую, – продолжает Стивен.

– Мне не нужны ваши деньги, мистер Каннинг, – произношу я тоном, не допускающим возражения. – И чай. И кофе тоже. Я просто хочу домой. Ваш водитель сможет меня отвезти?

Стивен кивает и достает телефон.

– У вас с Чейзом все серьезно? – мягко спрашивает он, водя пальцами по экрану.

Я качаю головой, стараясь проглотить огромный ком, застрявший в горле.

– Не важно. Все кончено.

– Машина уже ждет. – Когда мистер Каннинг снова поднимает на меня глаза, в его взгляде что-то меняется. – Скажи, ты любишь его?

У меня перехватывает дыхание, словно кто-то без предупреждения нанес мне удар в солнечное сплетение.

Я ошеломленно смотрю на Стивена.

ЧТО?!

– Я… Я не знаю.

Губы Каннинга изгибаются в улыбке. Он кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его. Я чувствую его молчаливую поддержку и тепло, исходящее от большой, широкой ладони.

Мне снова хочется разрыдаться.

Мужчина, который заплатил деньги за мое общество, спокойно говорит со мной на равных о моих чувствах к его сыну и при этом выражает свою поддержку.

Любой другой бы на его месте давно бы вышвырнул меня из своего королевского дворца с криком: «Держись подальше от моего сына, продажная шлюха!», но Стивен, похоже, не из числа тех чертовых моралистов, которые любят развешивать на людей свои чертовы ярлыки. Чейз ужасно несправедлив к своему отцу. Этот человек кто угодно, но только не убийца.

– Хантер, если вы любите друг друга, то непременно найдете способ, как все исправить.

Внезапно мне становится нечем дышать.

– Простите, мистер Каннинг.

Я ухожу прежде, чем он успевает сказать что-либо еще.

Снаружи меня встречает мерзкий моросящий дождь. В воздухе стоит запах сырого асфальта и напитанной влагой травы. Со стороны океана налетают яростные порывы ветра, треплют пальмовые кроны и кусты живой изгороди, которыми обсажена подъездная дорожка. Зловещее ночное небо висит так низко, что, кажется, еще немного и свалится мне на голову. Погода как нельзя лучше соответствует моему настроению.

Спешу к машине так, будто за мной гонится сам дьявол, пока мелкие острые капли, словно иголки, вонзаются мне в лицо. Подхожу к задней дверце и несколько раз дергаю за ручку – заперто.

Да чтоб тебя!

Распахиваю вторую дверцу и промокшая до нитки сажусь на переднее пассажирское сидение. Называю водителю адрес на случай, если он его забыл, и достаю из сумочки телефон, чтобы проверить сообщения.

Проклятый экран пуст. Ни одного уведомления.

«Ты же не ждала, что он тебе напишет?» – раздается в голове насмешливый голос Люцифера, который тут же переходит в злодейский хохот.

Размытые огни ночного Майами постепенно угасают по мере того, как мы приближаемся к Катлер-Бей. Прислонившись лбом к боковому стеклу, я с безразличием наблюдаю за стремительно проносящейся в окне черной линией лесного пейзажа пригорода. Дождь все еще идет, капли становятся только крупнее и чаще. Ветки деревьев с неприятным скрежетом хлещут по крыше автомобиля. Под шинами шуршит мелкий гравий. Мы проезжаем еще полмили или около того, после чего машина замедляет ход, съезжает к левому краю дороги и останавливается. Но двигатель продолжает работать.

– Почему мы остановились? – севшим от длительного молчания голосом спрашиваю я, вглядываясь в темноту за окнами.

– А ты не понимаешь?

В голове раздается пронзительный сигнал тревоги и загорается аварийная лампочка: «Ты в дерьме!».

Пока мужик шарит по карманам своих брюк, не обращая на меня внимания, я завожу руку под лямку ремня безопасности и незаметно расстегиваю его. Мое сердце начинает стучать в бешеном ритме, пока я пытаюсь предугадать, что сукин сын задумал и какое расстояние мне удастся преодолеть на шестидюймовой шпильке, прежде чем меня схватят.

Тем временем водитель достает из бумажника несколько стодолларовых купюр и швыряет их на приборную панель передо мной.

– Три сотни. Я подрочу, а ты посмотришь. – Он облизывает свои тонкие лягушачьи губы и начинает тереть ширинку брюк. Его пугающе бледные глаза опускаются на мой рот. – Если отсосешь, накину еще пятерку сверху.

Стараясь сохранять внешнее спокойствие, я дергаю за ручку дверцы, чтобы выбраться