Письма на воде - Наталья Гринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не то чтобы ему не нравилось находиться среди братьев, с которыми он в последнее время неплохо ладил, но ему гораздо уютнее сейчас было бы где-нибудь на лугу, в цветах, под чистым небом и… с Хэ Су. Но она почему-то не показывалась среди придворных дам, прислуживающих за праздничным обедом принцев, и Ван Со ловил себя на том, что ищет её и ждёт, оборачиваясь на каждый звук у входа.
Наконец он не выдержал неуёмного веселья братьев, которые напоили Ван Ына до невменяемого состояния, и ушёл. Опять сбежал, но в этот раз стыдно ему нисколько не было.
А часом позже Ван Со понял, почему на утреннем празднике не было Хэ Су.
Оказывается, она готовила свой особенный подарок для десятого принца!
Ван Со шёл по дворцовому парку, как вдруг увидел Ван Ына, которому Хэ Су пела странную весёлую песенку про день рождения. Они устроились вдвоём в украшенной фонариками, лентами и забавными рисунками летней беседке и выглядели так, будто им больше никто на свете и нужен не был.
Ын смотрел на Хэ Су осоловелыми влюблёнными глазами и пьяно улыбался. Он то пытался подпеть, но не мог связать и двух фраз, то порывался танцевать, но тут же начинал путаться в собственных руках и ногах и плюхался обратно на стул.
Отгоняя непонятное чувство, чёрное и ядовитое, Ван Со замер под деревом гинкго шагах в десяти и наблюдал за танцем Хэ Су для полусонного от вина десятого принца, как вдруг в беседке появились его братья, смущая Су восторженными возгласами и просьбами спеть ещё.
В поднявшемся шуме Ван Со даже не заметил, что рядом с ним стоит Ён Хва.
Хэ Су, поддавшись на мягкие, но настойчивые уговоры принцев, запела. Тихо, ласково, словно полночную колыбельную для того, кто под медовой луной закрывал глаза и плавно скользил в объятия сна.
Она пела, сперва смущаясь, потом, осмелев, сильнее и громче, но так красиво и трепетно, что Ван Со не знал, куда деться от охватившего его чувства, которому он не мог дать названия.
Для него вдруг потускнел ясный солнечный день, куда-то делись все звуки, запахи и образы и осталась одна Хэ Су – её чистота, скромность и невесомое очарование, которое обнимало его, нежно касаясь слуха, взгляда и кожи, вновь ставшей такой чувствительной, что Ван Со ощущал каждый вздох ветра на своих губах, каждый взмах ресниц Су.
В её чарующем голосе было всё: мягкий рассветный туман, пахнущий травами, лёгкий плеск озёрной волны на закате, прозрачный перламутр цветочных лепестков – всё то, что Ван Со считал дыханием красоты и её сутью. И он стоял, заворожённый этой красотой, и видел только её – Хэ Су.
Ему вдруг стало одновременно и холодно, и жарко, будто среди снежной равнины он ступил в пылающий костёр. Он ощущал странную дрожь во всём теле и не понимал, что происходит, только чувствовал – ещё немного, и он не выдержит всего этого, просто не выдержит!
Святые Небеса, что же с ним творится? Почему вдруг так хочется плакать и смеяться, спрятать горящее неизвестно от чего лицо в ладони и в то же время смотреть, смотреть на Хэ Су, не в силах насытиться, напиться её свежести и красоты, которой сейчас беззастенчиво, не имея на это никакого права, любовались и все остальные принцы.
А он? Он – имел на неё право?
Да, он назвал её своей, и не раз. Назвал назло жестокой сестре, назвал, чтобы подразнить Хэ Су, чтобы ощутить самому, каково это – считать что-то своим.
Но его ли она теперь?
Нет. Нисколько.
И ему вдруг стало так больно где-то там, в груди, где, должно быть, обитала душа, что он не выдержал: сорвался с места и, ошеломлённый собственным открытием, вновь сбежал, не зная, что Хэ Су, допев свою песню, растерянно смотрит ему вслед…
Ван Со очнулся на берегу озера Донджи.
Он и сам не понял, как оказался здесь и сколько уже сидит вот так, бездумно швыряя в воду мелкие камешки, лишь бы чем-то занять руки и прогнать беспокойные мысли.
А думал он…
А думал он только о той, что пела сегодня – не для него, улыбалась – не ему и смотрела – не на него.
А что ей на него смотреть? На его уродство? Зачем? Чтобы жалеть?
Ван Со передёрнуло от отвращения к себе. Что угодно, только не жалость, которой он был сыт по горло, равно как и ненавистью, и страхом, и презрением – всем тем, что испытывали люди, глядя на него! Они ощутимо источали запах страха, режущий ему ноздри и стягивающий горло нежеланием жить.
Но Хэ Су…
Ван Со поморщился и нервно сжал в ладони горсть камешков.
Что с ним произошло там, в парке, когда он слушал пение Хэ Су и смотрел на неё, такую небесно-воздушную, юную и чистую, как водная гладь, вздыхающая под кувшинками и лотосами? Он не знал. Только в отличие от воды, которой можно было коснуться, Хэ Су казалась ему недосягаемой, словно небо, обнимающее его за плечи, а стоит лишь вскинуть голову – ускользающее ввысь.
Ван Со мучился неизвестностью от того, что не мог понять себя, не мог определить, что же с ним творится. Его тянуло к Хэ Су. Ему хотелось видеть и слышать её, а кончики пальцев горели от желания дотронуться до её лица.
Он не знал, что это и что с этим делать.
И поэтому просто швырял в воду камни, будто озеро могло так же сгладить его мятущиеся мысли, как круги на воде.
– Почему опять один? – вывел его из тревожной задумчивости голос Бэк А.
Тринадцатый принц присел рядом и пытливо взглянул на Ван Со:
– В такой день надо быть всем вместе! Пойдём со мной!
– Я не люблю шумные компании, – признался Ван Со, втайне радуясь тому, что Бэк А своим появлением выдернул его из трясины необъяснимого смятения, а ещё тому, что это был именно он, а не кто-то другой.
– Эй! – притворно возмутился тринадцатый принц. – А что, праздник брата – недостаточная причина? Ты должен поздравить его! Пойдём!
Ван Со качнул головой, глядя на листья кувшинок.
Кому он сейчас там нужен, да и зачем?
– Пойдём, – продолжал настаивать Бэк А, схватив его
