Волчара выходит на след - Кирилл Казанцев

Сазонов снова достал из картонной папки фотографию Мостового. Положил ее перед собой.

Худощавое вытянутое лицо. Высокий лоб. Плотно сведенные к переносице темные широкие брови. Нервный изломанный рот с хорошо различимыми, бегущими от его уголков к подбородку мимическими морщинами, придающими ему выражение незаслуженной обиды. Большие открытые, направленные внутрь глаза в обрамлении длинных, почти девических ресниц с черными тенями под нижними веками.

Нет. Не похож этот человек на примитивного тупого садюгу. Эти глаза – не равнодушны. Не безразличны. В них угадывается какая-то скрытая застарелая боль.

«С глазами побитой собаки, – пришла вдруг на память Андрею Степановичу строчка из какой-то давно прочитанной и забытой книги. – Правильнее сказать – брошенной хозяином. Вот так точнее будет. По крайней мере, он не испытывает, не должен испытывать никакого удовольствия от того, что сделал. Он не способен тащиться от грубости и насилия. И решиться на такое может только после долгой и мучительной внутренней борьбы».

Андрей Степанович опять попытался дозвониться до Паши Кислова, который вел когда-то расследование истории с шишкарями. Но абонент по-прежнему был вне зоны приема. «Где он там лазит, черт возьми? – негодовал Сазонов. Кислов ему нужен был позарез. Только он один мог рассказать о том, что не попало в материалы уголовного дела. И дожидаться его возвращения из командировки было совсем неправильно. Это еще целых четыре дня. За это время, при удачном стечении обстоятельств, если бы все же удалось с его помощью нащупать эту точку соприкосновения Сукоткина с Мостовым, можно было продвинуться далеко вперед. В противном случае придется еще целых четыре дня блуждать в потемках.

«Сережа сказал, что в Ретиховке у Мостового похоронена жена? Но об этом в материалах дела не сказано ни слова. Значит, она к моменту суда еще была жива, хоть и по каким-то пока неизвестным причинам не присутствовала на заседании. Надо бы все о ней поподробнее узнать. Опять звонить Сереже? Нет. Гораздо логичнее еще раз самому съездить в поселок. И сделать это надо прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик».

Через час Сазонов с участковым стояли на поселковом кладбище.

– Но это же совсем другая женщина? – посмотрев на памятник, удивленно сказал он. – Выходит, он был женат вторично?

– На этот счет, Андрей Степанович, я, к сожалению, ничего сказать не могу, – повинился Сережа. – Но это и есть та самая наша поселковая фельдшерица Таня Осипова, которая вместе с дедом Крайновым спасла его тогда от бандитов. Где-то через полгода после суда, точнее не скажу, надо в сельсовете выяснять, они и зарегистрировали здесь у нас свой брак.

– Понятно… И дальше они так и проживали в селе, никуда не выезжая?

– Да нет. Где-то почти что сразу после свадьбы они вместе с дедом из Ретиховки уехали. По слухам, обосновались где-то за «колючкой». Два года почти там жили. Дом построили. Все как положено. Вот там-то она и умерла. Что там точно случилось – я вам тоже не скажу. История какая-то довольно мутная. Может, даже и не своей смертью? Вроде ее какой-то дрянью отравили. Кто, за что – непонятно. В поселке всякое болтали. Но это же – бабы. Их же хлебом не корми, а дай чего-нибудь приврать да сочинить. Ну, а после похорон Андрей с дедом опять в поселок вернулись. Так в старой крайновской хате и живут до сего дня.

«Значит, можно предположить, – думал Андрей Степанович, возвращаясь в город, – что на этой истории с шишкарями его злоключения отнюдь не закончились? Что-то было еще и потом, позже? И если действительно к ее смерти приложил руку Сукоткин, то чем тебе не повод для обдуманной жестокой мести?»

Не гнал. Ехал неторопливо. Стрелка спидометра плавно покачивалась у отметки «90».

Никогда не нарушал свое святое правило: «Сел за руль – забыл о спешке». Потому и тянуло помимо воли к не слишком радостным размышлениям, застрявшим, как заноза в голове.

Быстро! Слишком быстро пролетела жизнь… Да – пролетела. Чего уж там юлить? Хочешь не хочешь, а должно в этом признаваться.

Школа. Полгода – грузчик, резчик жести на заводе. Армия. Учебка. Службы в войсках ПВО – на Дальнем Востоке. И в мыслях не было, когда с дембельским дипломатом – шик модерн – в приобретенных путем хитроумного обмена гэдээровских наклейках! – с поющей радостью в груди выходил за ворота части, что когда-нибудь доведется вернуться сюда обратно. Почти сюда же – почти на самый краешек Земли…

Львов… Четыре самых светлых, самых лучших в жизни года в юридическом. И первая серьезная любовь. И первая дикая – некрасивая и глупая ссора. И расставанье – на разрыв аорты…

Распределение. Приморье – Спасск-Дальний.

И первое дело – как будто вчера.

Зверское преступление. Тогда еще – мороз по коже!

Убит и изнасилован ребенок! Двенадцатилетняя девочка! Квартира, где это произошло, умышленно сожжена дотла. Следов – никаких. Тонкая-тонкая ниточка.

Работали с напарником, таким же зеленым следаком Серегой Агутиным (пришел в прокуратуру на год раньше), круглосуточно. Уже в каком-то сомнамбулическом тупом ожесточении. И размотали! Все-таки нашли подонков. А потом – как обухом по темечку!

Один из адвокатов не явился на судебное заседание к моменту предъявления обвинения. Забыл? Не захотел? А черт его знает! Никаких противоречий в деле не было, однако судья посчитал, что нарушено право на защиту. Было обидно до соплей, ведь уродам этим, естественно, глубоко наплевать было на то, сколько их гнилых защитников присутствует в зале.

Но все обиды вовремя отбросили, пустили побоку. И снова впряглись. И довели до победного. Добились того, что оба подонка все-таки получили по заслугам.

Прошло еще немного времени, и осознал, ощутил себя доподлинно человеком системы. Грозной и сокрушающей, способной запросто, легко перемолоть любого… И это уже было покруче пистолета под мышкой. Намного, на порядки круче!

Трудно, очень трудно удержаться от соблазна расправиться с любым тебе лично не симпатичным типом. Пусть только вздумает по дури вскипишнуть. Копнуть поглубже никогда не поздно. А если нужно, то и с помощью старших коллег легко и просто натравить на неугодного ментов, налоговиков, пожарную инспекцию, СЭС. Да мало ли кого! Любого – из системы.

Очень трудно не играть по-крупному в преферанс[42]!

И как трудно, чертовски трудно при всем этом не забыть, ради чего и ради кого, в конце концов, работаешь! Не превратиться в обыкновенного злобного цепного пса.

Женитьба. Четыре года в браке. Опять четыре, как и в вузе, но только теперь уже – форменный кошмар! Дрязги, дрязги, дрязги. Ссоры – без конца. Потому, что «не хватает». Потому, что «мало берешь». И не только. Уже из-за каждой мелочи, по любому поводу, по пустякам. С непреходящим сталистым привкусом во рту.