Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Именно это поручение Андропова Горбачеву — произнести вместо себя речь на Пленуме, послужило для горячих сторонников Горбачева отправной точкой, чтобы считать, что Генеральный секретарь тем самым передавал эстафету власти своему молодому и энергичному воспитаннику.

Является ли данный факт серьезным доказательством того, что Андропов тем самым указал на своего преемника? Весьма сомнительно. Генеральный секретарь из своего больничного заточения давал поручения исключительно всем членам Политбюро и Секретарям ЦК по реализации своих замыслов относительно предстоящих широкомасштабных реформ. В этом соратники Андропова видели опыт и прозорливость способного лидера и организатора. Генсек встречался и обсуждал проблемы с другими руководителями партии и государства, которые были гораздо важнее, чем озвучить свою речь на Пленуме. Как трезвомыслящий прагматик, он, скорее всего, руководствовался тем соображением, что это поручение Горбачев, как самый молодой член Политбюро, выполнит наиболее эффективно — говорить, а тем более с листа, он умел хорошо. А вот по свидетельству одного из помощников Андропова — Евгения Ивановича Калгина, много лет проработавшего с ним, картина вырисовывается совсем иная. В июньском номере «Независимой газеты» за 1994 год он поделился своими воспоминаниями об отношениях между Андроповым и Горбачевым:

«Действительно ли именно Андропов способствовал восхождению на политический Олимп Михаила Сергеевича Горбачева и правда ли, что незадолго до кончины в своем политическом завещании он назвал его своим преемником? Об этом я могу сказать следующее. То, что выделявшийся в то время из общей массы партийных руководителей областного звена Горбачев обратил на себя внимание Андропова, часто отдыхавшего в Кисловодске, это факт. Но я бы не стал упрощать. Процедура отбора кадров для высшего партийного руководства была сложной и многоступенчатой, и от мнения одного человека, даже Андропова, не зависела. Хотя, надо сказать, что Горбачев, имея хорошее образование и природные данные, умел произвести впечатление.

Сторонников версии о наличии какого-либо политического завещания Андропова я бы хотел разочаровать. Ни мне, ни другим членам «команды» Юрия Владимировича, в том числе Лаптеву, Крючкову и Шарипову, которым он на протяжении многих лет особенно доверял, о таком устном или письменном завещании ничего не известно. Хотя они и общались с ним буквально до последних минут его жизни.

В прессе также упоминалось о разочаровании Андропова в Горбачеве незадолго до кончины. Но я никогда не чувствовал какой-то особой близости между Юрием Владимировичем и Горбачевым. Знаю, что он строго спрашивал с него, «снимал стружку», как и с других руководителей за упущения в работе. Могу привести такой факт: на последней, незадолго до своей кончины, встрече Андропова в больнице с членами Политбюро Горбачева не было»[125].

Выходит, что разочаровался Генсек в Горбачеве, если даже стал избегать с ним встреч. Поручение зачитать письмо на Пленуме было сделано по телефону, а вышеприведенная трогательная встреча в больничной палате была, как бы это поделикатнее выразиться, не совсем непринужденной. Дело в том, что в это время в ЦКБ был госпитализирован М. С. Горбачев для проведения «плановой» диспансеризации, которую на самом деле он буквально выпросил у Е. И. Чазова, чтобы оказаться рядом с Андроповым. Палаты для членов Политбюро находились на четвертом этаже главного здания «кремлевки».

Чазов предупредил Горбачева, что жить Андропову осталось один-два месяца, не больше. Горбачев также откровенно поделился с Чазовым, что он намерен убедить Генсека ввести на предстоящем Пленуме ЦК в состав Политбюро Воротникова и Соломенцева, сделать кандидатом в члены Политбюро Чебрикова, а секретарем ЦК — Егора Кузьмича Лигачева.

— Это наши люди, — твердо сказал Горбачев, — они будут нас поддерживать в любой ситуации — вспоминал впоследствии Чазов.

Горбачев напросился на встречу с Андроповым, и тот не мог ему отказать в силу своей деликатности, поскольку Горбачев лежал в соседней палате и был с ним как бы товарищем по несчастью.

Хитер был бестия, но своего добился и встреча, рассказанная так красочно самим Горбачевым, состоялась. Он настоял на своих предложениях по персональным изменениям состава Политбюро и Секретариата ЦК и утомленный его речами умирающий Андропов согласился на эти изменения.

Теперь Горбачеву необходимо было «проработать» действующих членов Политбюро на предстоящие перемещения. Несогласных, или сомневающихся в целесообразности перемен именно сейчас, когда Генеральный находиться в таком состоянии, он убеждал тем, что с Андроповым уже все согласовано.

Горбачев предпринимал все усилия, чтобы укрепить свои позиции внутри Политбюро, потому что смерть Андропова приближалась. Михаил Сергеевич боялся изоляции и подбирал себе союзников в послеандроповском Политбюро[126].

Вот эта активность и возня Горбачева практически у смертного одра Андропова, и его хвастливые заявления, что он все согласовывал с Генеральным, не могла не отразиться в воспоминаниях и мемуарах участников «баталий у трона», в частности Е. К. Лигачева, о чем мы выше упоминали, что и породило миф о правопреемстве Горбачева.

А вот свидетельство другого Евгения Ивановича, на этот раз кремлевского лейб-медика, академика Чазова, который до последнего часа находился рядом с Андроповым у его смертного одра, вокруг которого росли и множились политические страсти.

«Однажды он спросил, смотря мне прямо в глаза: «Наверное, я уже полный инвалид, и надо думать о том, чтобы оставить пост Генерального секретаря». И, видя мое замешательство, продолжил: «Да, впрочем, вы ведь ко мне хорошо относитесь и правды не скажете». Его преследовала мысль — уйти с поста лидера страны и партии… Что произошло бы, если бы Андропов появившуюся у него мысль об уходе претворил в реальность? Несомненно, он бы определил и назвал своего преемника. Учитывая завоеванный к тому времени авторитет, его мнение было бы решающим в определении будущей фигуры Генерального секретаря ЦК КПСС. Ясно одно, что это был бы не Черненко…

Когда я обсуждал с Андроповым проблемы, связанные с его болезнью, и спросил, с кем бы в случае необходимости я мог бы доверительно обсуждать появляющиеся организационные или политические вопросы, он, не задумываясь, ответил: «С Устиновым, — а затем, помедлив добавил, — «Я прошу вас о моем тяжелом состоянии, о прогнозе развития болезни, никого не информировать, в том числе и Горбачева». Меня это вполне устраивало, так как с Устиновым у меня давно сложились дружеские отношения. Он, как и Андропов, был моим давним пациентом»[127].

По существу, если верить Чазову, а не верить ему оснований нет, Андропов назвал своего преемника и удивляться его выбору не приходиться, поскольку среди всех «…жадною толпой стоящих у трона», то есть окружающих Андропова — это была единственно достойная фигура, по крайней мере, с его точки зрения. Андропов не только хорошо знал Дмитрия Федоровича Устинова, но был с ним в близких, дружественных отношениях. Но ни это главное, хотя как знать, будь на месте Устинова другой человек, вряд ли выбор умирающего Генсека пал на него. Но именно Д. Ф. Устинов был в то время самой влиятельной фигурой среди членов Политбюро, поскольку он не только возглавлял вооруженные силы страны, но и военно-промышленный комплекс, то есть, по большому счету, всю промышленность государства.