Бриллиант для Слепого - Андрей Воронин

— Что там?

— Не спеши, имей терпение.

Тихон сел на лавочку, поддернул брюки на коленях. Портфель стоял между ним и Никитой.

— Угадай с трех раз, что там?

— Деньги.

— Какие?

— Левые, за наркотики расплатиться.

— Так бывает только в фильмах, хотя я не исключаю и такого варианта. Еще какие есть предположения?

— Оружие для наемного убийцы.

— Только последний идиот или сумасшедший станет сдавать пистолет в камеру хранения. Железа в портфеле нет, он легкий. И третье предположение?

— Наркотики.

— Это предположение мне кажется самым правдоподобным, судя по весу портфеля: уж больно он узкий.

Прямо перед лавкой, ничуть не боясь сидевших на ней людей, четыре голубя терзали основательно подсохшую булочку.

Тихон щелкнул замками, открыл портфель. Никита еще не видел, что внутри, но по лицу вора понял: ни одно из трех предположений не подходит. Придерживая пальцами за края крышки, Тихон извлек из портфеля стеклянную банку, до половины налитую водой.

— Бесцветная жидкость, похожая на воду, — так бы написали в протоколе тупые менты, — произнес Тихон.

— Может, наркотик какой-нибудь, героин?

— Ты когда-нибудь видел героин? — усмехнулся Тихон. — Так вот, он совсем другого цвета. Такое чувство, что над нами просто посмеялись.

Он поставил банку на лавку, снял полиэтиленовую крышку, осторожно, как учат этому в школьном учебнике химии, понюхал, подгоняя воздух ладонью к носу.

— Запаха никакого. Надеюсь, это не отрава.

— Террористы решили отравить городской водозабор? — засмеялся Фагот.

— Насчет отравы мы сейчас узнаем. Гули-гули-гули, — стал подзывать вор голубей.

Те на время прекратили терзать булочку и уставились на Тихона. Он сел на корточки и стал тонкой струйкой поливать из банки сухую булку. Голуби выклевали в ней глубокую лунку, и жидкость быстро размочила середину. С банкой в руках Тихон сидел и смотрел на голубей, клевавших хлебный мякиш. Крошки разлетались во все стороны, дело у пернатых спорилось. Прошло пять минут, но они выглядели вполне живыми и довольными жизнью.

— Вода. Самая обыкновенная вода, — сказал Тихон, картинно поднимая руку и переворачивая банку. В банке что-то звякнуло и вместе с потоком воды на асфальт упал крупный, с небольшую сливу, ограненный камень. Он лежал на черном мокром пятне и сверкал в лучах осеннего солнца. Капельки воды, застывшие на нем, искрились.

— Ты сам видел, его там не было, — удивленно произнес Тихон и покосился на парочку влюбленных, расположившихся на соседней лавке. Те живо заинтересовались камнем, лежавшим на мокром асфальте. Тихон нагнулся, подхватил его и на ладони продемонстрировал Фаготу.

— Что это такое?

— Да уж не алмаз, наверное. Таких огромных бриллиантов в природе не бывает. Какая-нибудь дурацкая подделка из стекла. Пальцы Тихона сами собой сжимались, чтобы прикрыть камень от посторонних глаз.

— Но все же... — сказал он, одергивая рукав и обнажая часы. Камень со скрежетом прошел по краю часового стекла, оставив за собой четкую бороздку, при этом сам ничуть не пострадал.

— Наверное, искусственный, — сказал Никита. — Я слыхал, что научились выращивать огромные кристаллы. Тихон сидел, задумчиво глядя на ограненный камень в своем кулаке.

— Не может быть, но есть, — сказал он.

— Ерунда.

— Мужика, однако, повинтили, — напомнил Тихон. Голуби тем временем весело растаскивали на части размокшую от воды булочку.

— Точно, не отрава, смотри, — Тихон взял тросточку и попытался дотянуться до голубей. — Им от нашего угощения даже любви захотелось.

— Не мешайте, — усмехнулся Никита.

— Нет, пусть занимаются сексом как хотят, но не где хотят. Дети все-таки в сквере гуляют. Что мне с ним теперь делать? — Тихон высоко подбросил камень и лишь в последний момент подставил руку, чтобы его поймать. — Выбросить, что ли? Хотя нет, есть он не просит, пусть полежит у меня в кармане. В любом случае нужно обратиться к специалисту. Если ты простыл, можно полечить горло и самому, но если случилось что-нибудь серьезное... — и Тихон взвесил в ладони камень. — Аппендицит сам себе не вырежешь, хотя я знавал на зоне одного придурка, бывшего медика, который попытался сам себе вырезать аппендицит. Сдох, так его и не откачали.

— Почему он сам решил себя оперировать?

— Боялся, что его зарежут.

Федор Филиппович Потапчук появился у Глеба в двенадцать минут одиннадцатого. Уже и кофе остыл, и Глеб устал ждать. По лицу Потапчука, хотя тот всячески пытался это скрыть, Глеб понял, генералу сегодня досталось. Потапчук выглядел измученным и невероятно уставшим, даже руки подрагивали.

— Чай? Кофе? — спросил Глеб. Затем махнул рукой. — Вы с машиной, Федор Филиппович?

— Да, — сказал Потапчук, тяжело опускаясь в кресло и ставя портфель.

— Вам надо выпить, вид у вас ни к черту.

— Сам знаю, — сказал генерал, — я же тебе говорил сегодня днем, старый я уже для этой работы. С раннего утра на ногах, представляешь, даже не пообедал! -

— Беречь себя надо, — произнес Глеб.

Он открыл холодильник и вынул блюдо с бутербродами, поставил его перед генералом, затем рядом с блюдом поставил две рюмки и бутылку финской водки.

— Чтобы вы до дома доехали, Федор Филиппович, а затем уснули, думаю вам надо выпить и закусить.

— Да, — сказал Потапчук и принялся тереть воспаленные глаза. — Спасибо тебе, Глеб, за помощь.

— Что вы имеете в виду, генерал?

— За Князева спасибо.

— Но по вашему лицу вижу...

— Что ты видишь по моему лицу? — генерал взял бутерброд и начал жевать.

— Бриллианта у Князева нет.

— Нет. А ты откуда знаешь?

— Догадываюсь. Не вижу радости на вашем лице. Значит, Князева взяли, а бриллианта нет.

— У тебя есть какие-нибудь предположения? — судорожно глотая холодный кусочек мяса и пытливо взглянув на Глеба, произнес генерал.

— Собственно, никаких. Сумасшедший он. Поведение сумасшедшего логически просчитать невозможно.

— Это понятно.

— Я вам, по-моему, об этом говорил.

— С сумасшедшими, сам понимаешь, работать чрезвычайно сложно.

— Если он сумасшедший, — Глеб наполнил рюмки водкой, — то тогда с ним должны работать врачи, а не ваши сотрудники, Федор Филиппович.