Гравилет `Цесаревич` - Вячеслав Рыбаков

— Верьте слову, — убежденно ответил он. — Так и есть. Сам понял.

— И когда же ты это понял?

— Кумекать-то я уже давно начал… уже неделю здесь. А третьего, говорю, дня вдруг осенило. И как-то, знаете, легко мне сразу стало, будто весь мир сделался прозрачный и понятный. Вот же, думаю — патриарх, на всей земле уважаемый человек, учить всех лезет — а такая свинья, хуже нас, грешных!

— Так. Ну, и какие ценности ты в портфеле обнаружил?

— Тут промашка вышла, — с досадой признался Цын. — Как раз в тот вечер он одни бумажки вез. Потому я и влип.

— Не понял, — сказал я. — Где влип? Во что влип?

— Да со своими, — нехотя сказал Беня. — Ведь как получалось-то? Я уж так уверен был, что подговорил одного другана вместе взяться… Одному как-то не личило, не верилось мне, что патриарх и впрямь без охраны ходит. И мне не только портфель нужен был, мне наказать его хотелось! Может, и не до смерти, это уж как Бог ему даст, но — как следует! А другану на идеологию мою начхать, конечно, ему материю подавай. В общем, наплел я с три короба, чтоб его увлечь — а у нас такого не прощают…

Да. Если он плел со столь же убежденным видом, что теперь — кто угодно бы поверил.

— И где же твой друган?

— Он, как увидел, что мы пустышку взяли — озверел. За рулем я был, а он ствол мне в бок: верти, говорит, туда, где мне лапшу на уши вешал, будем с тобой разбираться. И была бы мне хана, если бы не извернулся я. Уж приехали в его компанию, уж из тачки вышли — дал я ему возле дома по темечку, и ноги в руки. Теперь-то, думаю, они меня ищут не хуже, чем вы…

— Так что же это за компания у тебя тут? — не выдержал Усольцев. Я понял его нетерпение — его более всего волновали дела вверенного ему района, и весть о том, что под носом у него шурует целая группа, явно довела его до умоисступления. Удивляюсь его выдержке, он и так долго терпел.

Беня моргнул. Покосился на Усольцева.

— Да я и сам толком не знаю, — осторожно сказал он. — Я сюда один прилетел, думал отдохнуть маленько. Тут же коммунисты, благорастворение… А другана этого на улице встретил. Его это компания.

С какой-то нехорошей мысли сбил меня поворот разговора. Компания — это, безусловно, важно, очень важно, но нечто значительно более важное ворохнулось в мозгу и растворилось. Осталась тревога.

— Ты, Беня, не темни!

— Век воли не видать, господин майор!

— Адрес?

— В Ишеевке это. Хлебная улица, дом сорок шесть. Двухэтажный такой особнячок, принадлежит торговцу-зеленщику Можееву. Торговец-то он торговец, да только не зеленщик.

— А чем торгует?

— Да всем помаленьку. В основном, кажись, дурью.

Не слишком ли легко он всех сдает? Да нет, он нашими руками надеется от них избавиться и так обезопасить себя — это бывает. Что же мне такое показалось?

— План дома нарисуешь?

— Только уж вы на меня не ссылайтесь, ежели с ними беседовать будете.

— Какой разговор, Беня.

— Для меня — самый важный. Господина полковника-то я давно знаю, он человек честный и своих в обиду не даст. А с вами, извиняюсь, дела пока не имел…

— Ты уж к нам в свои записался? — ухмыльнулся Усольцев.

— Сотрудничество — вещь пользительная. Мы за мирное существование двух систем.

Майор опять опешил.

— Чего? Каких систем?

Вертя в пальцах карандаш и примериваясь, как рисовать, Цын отмахнулся.

— Это из юности моей коммунистической, вам не понять. Вот тут, значится, крылечко…

Усольцев вопросительно глянул на меня. Я пожал плечами. Что за околесицу Беня нынче несет…

— С этой стороны в первом этаже шесть окошек, во втором — четыре…

Конечно, и в Ишеевке, и даже в самом Симбирске устроить базу — остроумно и верно. Полно принадлежащих патриаршеству странноприимных домов, полно частных пансионатов — паломников и своих, и зарубежных не счесть, послушников, едущих хоть словом перемолвиться с патриархом перед обетами, не счесть журналистов и ученых, опять-таки и своих, и из иных стран… Легко затеряться.

Нет, не об этом я подумал.

Беня, прикусив кончик языка, старательно чертил.

Конечно, скорее всего, мы там никого не застанем. Опасаясь, что мы найдем Беню раньше и расколем, они, естественно, должны уже слинять давно, ради чего бы они в этом особняке Мокеева не собирались…

Нет, не то.

Беня поднял на меня виноватые глаза.

— Вы уж поаккуратней, — сказал он. — То ж малина… опорный пункт, по-вашему. Сейчас там три, а сейчас — пятеро…

Там оказалось двенадцать. И уйти они ни как не могли — держали товар, о котором Беня и слыхом не слыхал. В подвале бывшего не опорным, а перевалочным пунктом дома дожидалась транспорта рекордная партия героина-сырца для Европы, такую не увезешь в чемодане. Подготовленный канал с сопровождением, со всеми документами, подстраховками, таможенными льготами должен был сработать назавтра. Как эти люди проклинали Беню, втравившего одного из них в дурацкое, пустое и принявшее столь неожиданный оборот дело! Правда, тюкнутый в темечко особенно не распространялся о том, как на пустышке купил его Беня — стеснялся выглядеть дураком…

Все это я узнал позднее.

Коль скоро тюкнутый не зарегистрирован ни в одном травмопункте, ни в одной из больниц города, значит, скорее всего, он в доме — так рассудили мы с Усольцевым. Дом аккуратно обложили ишеевские оперативники через четверть часа после того, как Беня начал давать показания. Но Усольцеву не терпелось пощупать самому. Следить за точкой весь день, два, три казалось ему в сложившейся ситуации бессмысленным — а вдруг, к тому же, Беня соврал и нет там никакой малины? — и потому невыносимым. Это было его дело — я расследовал катастрофу «Цесаревича», покушение на патриарха. Но когда, сильно на себя раздосадованный за то, что до сих пор и слыхом не слыхал об активном местном торговце дурью, Усольцев сказал:

— Ну, что же, я вызываю свою группу, — я ответил:

— Я тоже.

— Вам-то зачем, Александр Львович?

От возбуждения и тревоги я стал болтлив не в меру.

— Понимаете… полный дурак я только с женщинами. Что мне скажут — тому и верю. А тут чудится мне какой-то подвох, а какой — никак не соображу. Значит, лучше быть поближе к делу.

Начинало смеркаться, когда два авто подъехали к углу Хлебной и Дамского проспекта, где были сосредоточены почти все лучшие в Ишеевке заманчивые для женщин магазины, и, не выворачивая на Хлебную, остановились. В дороге мы по радио успели получить дополнительные сведения: сам Мокеев с семьей уже неделю как убыл на воды, дома оставив одного управляющего, да два приехавших откуда-то из Сибири незнатных журналиста снимают у него мансарду. Круг знакомств у них обширный. С момента установления наблюдения из дома никто не выходил и в дом не входил, есть ли кто внутри — неизвестно.