В чужом городе - Леонид Гришин

Через два дня мне на работу позвонила жена, сказала, что получила вещи, но голос её был недовольный.

– Зачем ты мне передал деньги? Да ещё и в валюте?

– Какие ещё деньги? Ничего я тебе не передавал. Вернее, передавал, но только то, что ты меня просила.

– Откуда же там тогда деньги?

– Где? Какие?

– В сумке.

– Послушай, я тебе никаких денег не передавал, у меня бы никогда не возникло желание добровольно просто так тебе пересылать деньги. Извини, я занят, я тебе вечером перезвоню, – сказал я и повесил трубку.

На самом деле я действительно был занят. У меня были посетители. Вечером я позвонил ей.

– Так какие там деньги-то? Что за деньги? У меня и в мыслях не было тебе их пересылать.

Она стала рассказывать, что когда пришла за вещами, то проводница начала спрашивать, что пересылают.

– Я сначала не поняла её, начала ей тебя описывать, а она отмахнулась и повторила вопрос: «Что посылают?». Я ей и сказала, что только мои вещи. Она меня начала пытать: а что ещё, а что ещё. Ну, я же не знала, я ей и твердила, что ничего! А потом она достала из кармана пакет и сказала: «Нате, пересчитайте и передайте ему, что так не поступают. Это нехорошо с его стороны. Я же его предупреждала, что две таможни, на каждой таможне могут нас проверить, могут конфисковать. И у меня были бы неприятности, и как бы я сейчас вам в глаза смотрела? Как бы я сейчас перед вами выглядела, если у меня конфисковали бы эти деньги?».

Жена пересказала мне этот диалог, добавив, что говорила проводница очень обиженным тоном. А потом рассказала мне главное:

– И ты представляешь, когда я приехала домой и посмотрела на сумку, то вспомнила, что с этой сумкой я ездила в круиз и в ней остались эти 600 евро, которые так в сумке и лежали. А ты, оболтус, не мог, прежде чем вещи складывать, посмотреть в карманы?

– Знаешь, у меня нет и никогда не было привычек лазить по карманам. А уж тем более по твоим! Если ты разбрасываешься-деньгами в 600 евро, то это уже твоя забота.

Потом я спросил у неё:

– А ты взяла телефон у неё, чтобы извиниться?

– Ты представляешь, нет, не взяла. И так сейчас неудобно себя чувствую… В самом деле, мы ведь неумышленно подставили эту женщину. Ведь таможенники действительно могли проверить, найти и конфисковать. У неё были бы неприятности… Она с такими грустными глазами сказала: «Как бы я сейчас себя чувствовала перед вами, если бы у меня эти деньги конфисковали?».

На следующий день я поехал на Московский вокзал в администрацию, узнал, когда Татьяна будет работать, купил цветы, коробку конфет и пошёл к отходу поезда. Она увидела меня, узнала и сразу заявила:

– Больше я от вас никаких передач не возьму, поскольку вы поступили очень нехорошо.

Я стал извиняться перед ней, стал объяснять, что всё это получилось неумышленно. Рассказал и про сумку, и про круиз, и про всё остальное…

Мне было стыдно перед этой женщиной, доброй, честной… А ведь честность в наше время очень редкое качество. Я извинился перед ней ещё раз, вручил ей цветы и коробку конфет. Так приятно, когда на пути тебе встречаются люди добрые и честные!

Первые деньги я заработал в 1953 году, когда мне было 12 лет. Это было после войны, когда ещё не была забыта страшная голодовка на Кубани в 46-47-е годы.

Жил я тогда на левом берегу Кубани в небольшом рабочем посёлке «Хуторок», основанном бароном Штенгелем, который ещё в начале XIX века взял в аренду левобережные земли у казаков и основал там своё хозяйство: построил заводы, фабрики, организовал поселения. Причём каждому такому поселению он дал чёткую специализацию. Одни производили зерно, вторые занимались садоводством, третьи скотоводством. По сей день действуют и винзавод, и спиртзавод, кирпичный и конный заводы. Существовала также и галетная фабрика. После революции это место превратили в Совхоз № 1, затем присвоили ему имя Сталина; позднее, когда культ личности был разоблачён, Свеклосовхоз стал называться в честь 22 съезда КПСС…

В 53-м году я был самый младший из нашей дворни. Если мне было двенадцать, то моему брату и остальным ребятам было по четырнадцать лет. Всего нас было шестеро. Когда мы в мае закончили учиться и начались каникулы, на седьмом отделении Совхоза, который все называли просто «Сектор», объявили о том, что для уборки черешни собирают бригады из детей.

В этом Секторе хозяйство было добротное: специализировались на выращивании фруктов и овощей, поэтому росли там, кроме черешни, ещё и яблоки, груши, вишни, абрикосы и много чего ещё. Говорили, что ещё Штенгель основал это плодовое хозяйство… И уже при нём эти сады были окружены живой изгородью. Глядичи, или, как её называли, «Бароновская акация», опутывала сады со всех сторон, обрастая колючками на стволах, размерами до сорока сантиметров. Таким образом создавалась практически непроходимая изгородь. Даже колючую проволоку было легче пересечь, чем эту живую изгородь!

Мы, естественно, решили принять участие в уборке черешни и рано утром в шесть часов уже были на месте. Но пришли мы напрасно. Принимали детей от пятнадцати лет. И как ни старались мы убедить бригадира Марью Ивановну в том, что нам уже пятнадцать, нам не поверили.

Вечером я стал упрашивать отца, чтобы он помог нам устроиться туда на работу. Очень уж нам всем хотелось поработать. Я просил его похадатайствовать перед директором, обещал, что мы не подведём его. Конечно, я не только о себе просил, но и обо всей нашей дворне.

На следующий день он попросил подойти к агроному и сказать, от кого мы. Мы так и сделали. Агроном посмотрел на нас, но спрашивать наш возраст не стал, а только подозвал Марью Ивановну и передал нас ей. Ей это явно не очень понравилось, но начальства она ослушаться не могла. Агроному я также сказал, что мы не подведём.

Вместе с Марьей Ивановной мы и другие ребята пришли в сад, где росла крупная чёрная и очень сладкая «Южная Красавица» – так назывался сорт черешни, которая поспевала самая первая. На месте нам раздали плетёные корзины, которые почему-то назывались «панеры». Нам объяснили, как правильно собирать ягоды и куда их нужно затем относить. Собирать нужно было очень аккуратно, срывая ягоду вместе с плодоножкой. Конечно, рвать без плодоножки и легче, и быстрее, но в таком случае вытекает сок и при транспортировке ягода быстро портится. За всем этим следила Марья Ивановна. Она также смотрела, чтобы мы не портили деревья, не обрывали листья, не ломали ветки, а пользовались лестницами.

Наполнив панеру, мы должны были приходить к весовщице, которая записывала наши фамилии, а также взвешивала то, что мы насобирали.

Работали мы все вместе. Кто с лестницы, кто на дерево залезал, а кто стоял на земле и срывал черешню. К концу дня оказалось, что мы, хоть и были младше других, собрали на человека больше, чем некоторые ребята постарше. Марью Ивановну это очень удивило.