Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

Она не могла зажмуриться и не могла отвернуться. Попыталась цапнуть себя за руку, но схватила зубами пустоту. Рванулась к началу такта, к входному якорю временного кольца, желая все перезапустить сначала:

– «Тогда»!

И осознала, что заперта не в своем кольце, а в чужом. Он подменил ее якоря, подставив на их место свои. Не она устроила себе дополнительные занятия – он поймал ее, будто крысу в ведро, и она в его полной власти.

От ужаса она кое-как справилась и сжала зубы на указательном пальце, и под зубами услышала хруст.

* * *

Сашка стояла спиной к доске и к преподавателю, лицом к окну. Кровь лилась на деревянный пол. Пальца, кажется, не было. За спиной, на доске, гудела схема – как осиное гнездо.

– «Тогда», – сказал Физрук.

* * *

– …нет правил, которые это запрещают.

– Нет правил?

Сашка молчала.

– Я жду, пока вы скажете «хватит», – проговорил он после длинной паузы. – Я думаю, вы уже поняли, в чем ваша ошибка. Просто – «хватит», и я остановлюсь.

– Я готова к занятию.

* * *

– Нет правил, которые…

Она потеряла счет повторениям. Она уже не пыталась понять и прочитать то, что возникало каждый раз на доске, она не могла ухватить ни единого слоя.

– …Хватит.

– Громче.

– Хватит!

– Как же вы меня замучили, – сказал он с интонациями Дим Димыча. – Занятие окончено, вы свободны, отдыхайте.

* * *

В десять минут седьмого ее планшет пискнул. Пришло сообщение от Стерха: «Саша, где вы? Я жду вас в аудитории!»

Сашка лежала на кровати в своей комнате, планшет валялся на полу. Надо было ответить. Вместо этого Сашка закрыла глаза.

Схема Физрука, которую ей так и не удалось проанализировать, теперь анализировала ее, препарировала без наркоза, методично, просто забравшись в голову. Реальности смешались, Сашка видела, как сквозь туман, свою комнату, планшет на полу, уже третье сообщение от Стерха на экране – и схему на доске, нарисованную цветными маркерами, причем синие и зеленые линии то и дело становились черными и красными.

Стерх не поможет ей. Никто не поможет ей. Она либо поможет сама себе, либо превратится в бульон…

Снаружи, за окном, хлынул дождь, капли затарабанили в стекло. Сашка с трудом поднялась, натянула спортивную куртку с магазинной биркой, обулась в новые кроссовки и отперла дверь на балкон.

* * *

Трасса охватывала Торпу петлей: так было пятнадцать лет назад. Так было теперь, разве что прибавилось полос и дорожных знаков. Боковые ограждения светились белым и желтым в лучах фар. Дождь лупил как бешеный, каждая капля подпрыгивала на асфальте, разбивалась и взлетала опять, над асфальтом висела сплошная водяная пыль.

Сашка промокла до нитки еще на улице Сакко и Ванцетти, а оттуда до трассы было сорок минут пешком. Она остановилась у моста – здесь машины обычно замедляли ход. Встала на обочине и подняла руку.

Никогда в жизни она не путешествовала автостопом. Поэтому не удивилась, когда рядом притормозила первая же фура; Сашка попятилась от огромной, как дом, громадины с резким механическим запахом.

Через несколько секунд она уже сидела в кабине, высоко над землей, фары светили сквозь дождь. Вспыхивали, попадая в поле их действия, дорожные знаки. Это отраженный свет, думала Сашка. Это символы, несущие огромный смысл – они регулируют здесь движение.

Дальнобойщик говорил, она видела звуковые волны, исходящие из его рта, вибрирующие у шеи. Негромко играла музыка, воздух подрагивал у динамиков и растекался по кабине. Под действием этих равно бессмысленных физических явлений схема, отпечатавшаяся у Сашки на сетчатке, понемногу гасла. Отпускала.

Она закрыла глаза – и тут же открыла, через секунду, когда наступило утро, дождь прекратился и стало совсем светло. Фура стояла у обочины, в зеркалах отражалась бензозаправка метрах в ста позади, и водитель, сидя рядом, что-то говорил, улыбаясь небритым тонкогубым ртом. Ему было лет тридцать, но он уже начал полнеть, и боковой резец справа сверху был сколот.

Он чего-то хотел от нее. Он был чьей-то проекцией – тенью больших надежд либо некачественной контрацепции, но он был человеческим существом, живым, естественным, и Сашка чуть не заплакала от умиления: дальнобойщик был тем, кто отпустил ее на свободу из схемы Физрука. Он превратно истолковал выражение ее лица: все еще улыбаясь, расстегнул ширинку. Положил руку Сашке на загривок, слегка надавил…

Она присвоила его, подключив новый информационный пакет к своей системе. Водитель дернулся, не в силах отнять руку, как человек, схватившийся за высоковольтный провод. Его глаза помутнели и закатились.

Информация почти сразу закончилась: не то сам по себе пакет был невелик, не то Сашка слишком быстро его подмяла. Тем не менее это все еще был человек, полустертая проекция когда-то произнесенного Слова. Сашка вздохнула, стряхнула его безвольную руку, открыла дверь и спрыгнула на раскисшую обочину.

Было очень свежо, в воздухе стояла концентрированная осень. Сашка попыталась вспомнить, называл ли ей водитель свое имя; должен был назвать. Она пропустила мимо ушей: его имя – пустой звук, он дальнобойщик, водитель, функция для нее. Но ведь и она для него – функция. Просто она может присвоить его, а он, сколько ни пыжься, – нет…

Она в последний раз посмотрела на замершую у дороги фуру и зашагала к автозаправке. Магазинная бирка, вымокшая и высохшая, болталась на подоле куртки и билась о колено.

* * *

Во дворе, знакомом ей с рождения, ничего не изменилось. Деревья стали выше, фасады тусклее, скамейка у подъезда темнела влагой после ночного дождя, совсем как в тот раз, когда Сашка беседовала здесь с Фаритом Коженниковым. Окно кухни было прежним, и балкон был прежним, и Сашка шла к подъезду по той же дорожке, по которой миллион раз возвращалась из школы.

С момента, когда Физрук выпустил ее из временного кольца, прошло двадцать часов. Или двадцать лет, или двести. Сашка замедлила шаг, пытаясь понять, зачем она здесь, что привело ее сюда – или притащило. Она должна помочь себе? Либо – помочь кому?

Прямо за спиной у нее, на дорожке, затормозила машина – суетливо, нехорошо, с повизгиванием. Послышались голоса – мужской и девичий, надрывно, неразборчиво, за закрытой дверью. Не оборачиваясь, Сашка ниже накинула капюшон и села на мокрую скамейку.

– …Ты ведешь себя, как!.. – Дверца распахнулась, мужской голос зазвучал на весь двор. – А должна бы!.. Почему я за тобой… Тебе уже тринадцать лет! Ты что, не понимаешь?! Бабушка…

– …Потому что ты во всем виноват! Ты виноват, что мама погибла! Так и