Ночные грезы - Дженел Тейлор

Джордан всегда подозревала, что именно эта смуглая красота и была тем самым магнитом, что притягивал Фиби к Рено. Больше ничего привлекательного лично она в нем не видела – если, конечно, не считать больших денег. Но Фиби никогда не была корыстной.

Рено был успешным и знающим адвокатом, крупным специалистом по уголовным делам и, кроме того, единственным наследником весьма состоятельной семьи. К тому времени как они с Фиби поженились, его родителей уже не было в живых. Именно по этой причине, как когда-то объяснила ей Фиби, они с Рено не стали устраивать шикарную свадьбу, а предпочли тихо обвенчаться и тут же уехали в свадебное путешествие. И Джордан с ней согласилась. «В конце концов, – думала она, – мать Фиби умерла несколько лет назад, когда Фиби была еще подростком, а ее тихий, служивший в какой-то скромной конторе отец зарабатывал мало и просто не мог позволить себе расходов на шумную свадьбу дочери».

И все-таки Джордан так и не могла понять, почему Фиби до последнего дня не говорила ей, что собирается замуж. Джордан вообще узнала об этом событии, только когда Фиби вернулась после медового месяца, который они с Рено провели на островах Карибского моря. Оглядываясь назад, она решила, что это было явным свидетельством того, что их дружба с Фиби дала первую трещину.

«Впрочем, не одна Фиби была виновата в этом», – честно призналась себе Джордан. В том, что в последние годы они несколько отдалились друг от друга, была и ее доля вины. Для нее, Джордан, оказалось проще жить своей собственной жизнью, с головой окунувшись в бизнес, чем поддерживать отношения со старинной подругой. Тем более теперь у них было так мало общего – Фиби жила в Филадельфии, вела светскую жизнь, увлеклась благотворительностью, у нее были шикарный собственный дом, ребенок…

И к тому же муж. Муж, который, как сильно подозревала Джордан (да и Курт, судя по всему, тоже), под конец ввязался в какие-то темные делишки. Скорее всего именно в этом и кроется причина, почему их с Фиби убили.

В газетной статье Рено тактично называли преуспевающим адвокатом, хотя и намекали, что репутация у него, мягко говоря, сомнительная. Слава его была дурного толка. Обычно он брался защищать самых кровожадных и омерзительных подонков, благодаря его усилиям и красноречию разваливались самые громкие дела, и вскоре он приобрел известность как адвокат, которому удалось добиться оправдания нескольких хладнокровных убийц, причем действовал он исключительно в рамках закона. Джордан не раз удивлялась, как это ему удается жить в мире с собственной совестью, зная, что с его помощью подобные преступники вновь оказались на свободе. Но еще больше ее удивляло, как с этим мирится Фиби.

И вот теперь ей пришло в голову, не могло ли случиться так, что Рено имел несчастье перейти дорогу кому-нибудь из таких вот подонков и тот, пылая местью, обрушился не только на адвоката, но заодно и на его семью.

Гнев и ярость, кипевшие в ее груди, постепенно сменились тихой печалью, и Джордан снова заплакала. Но сейчас она плакала не только потому, что потеряла близкого человека… ей было невыносимо жалко Спенсера. Что с ним теперь будет? Когда все наконец выяснится и Джордан получит возможность сообщить в полицию о том, что мальчик у нее, дальнейшее будущее Спенсера будет зависеть от того, что решат власти.

Джордан задумалась о том, оставили ли его родители завещание. «Вероятно, да, – решила она. – В конце концов, ведь Рено был адвокатом. Наверняка там оговорено, кто станет опекуном Спенсера в случае их преждевременной смерти, только вряд ли это буду я». Рено с самого начала терпеть ее не мог. И уж конечно, он ни за что не согласился бы доверить судьбу единственного сына какой-то там подруге детства своей жены, даже несмотря на то что она была его крестной матерью.

Впрочем, кажется, Рено об этом даже не догадывался. Фиби, выросшая в католической семье, воспользовалась единственным разом, когда она приехала в родной город навестить отца без мужа, чтобы окрестить Спенсера. Она тогда объяснила Джордан, что Рено, мол, принадлежит к числу воинствующих атеистов и не видит смысла в том, чтобы его крошечный сын был крещен по законам какой-то определенной веры. Он, дескать, поклялся, что не будет возражать, если Спенсер, став взрослым, решит стать католиком; крестить же его сейчас, когда ребенок еще ничего не понимает, глупо и бессмысленно.

Но Фиби, которую воспитывала очень религиозная мать, к тому же рано умершая от рака, видела, сколько утешения давала той вера в Бога, в особенности перед смертью, и не могла отвернуться от религии. Джордан вместе с Фиби находилась у одра ее умирающей матери, когда та приняла последнее причастие, и помнила, каким утешением это было для несчастной женщины. Должно быть, перед глазами Фиби тоже стояло просветленное лицо матери, и она твердо решила, что ее маленький сын непременно получит благословение церкви.

Все произошло неожиданно – по крайней мере для Джордан. Счастливая оттого, что может провести хоть немного времени с любимой подругой и ее новорожденным сыном, она решила, что они просто собираются пообедать вместе. И чуть не упала от удивления, услышав от Фиби, что та уже обо всем договорилась и отец Ральф ждет их в церкви Святого Кристофера. Старенький добродушный священник, знавший обеих еще девочками и некогда дававший им уроки катехизиса, с радостью окрестил Спенсера. А Джордан стала крестной матерью. Прижимая к груди крохотный теплый комочек, она была по-настоящему счастлива. А то, что Фиби выбрала крестной сына именно ее, тронуло Джордан почти до слез.

Для нее не было важно, что крещение прошло в глубокой тайне и что малыш был завернут в простенькую голубую пеленку, а не в кружевную, старинную, отделанную рюшами и лентами. Фиби снова дала ей понять, что считает ее самым близким человеком, а в глазах Джордан только одно это имело значение. Может быть, теперь между ними и встал Рено, но Фиби по-прежнему любит ее. И она доказала это, доверив ей, Джордан, сначала бессмертную душу своего единственного сына, а теперь и его жизнь.

Что же касается Рено, то Джордан была абсолютно уверена, что он никогда бы не согласился назначить ее опекуном своего малолетнего сына, если что-то случится с ним и с Фиби. Скорее всего в качестве опекунов Спенсера родители выбрали какую-нибудь почтенную семейную пару, кого-нибудь из тех, кто принадлежал к их кругу.

Или того же Курта. Насколько помнила Джордан, он был женат. Сейчас ему уже перевалило за сорок, дети его выросли. Где-то в Питсбурге у Курта была собственная фирма, и, как слышала Джордан, он весьма преуспевал. Возможно, именно он станет опекуном Спенсера.

Мысли Джордан вновь вернулись к Курту. Она то ругала себя за свой звонок ему, то жалела, что не решилась сказать большего. Судя по голосу, Курт был ошеломлен известием об убийстве сестры и ее мужа. И, как и власти, почти не сомневался, что тело его единственного племянника навеки исчезло в водах реки Делавэр.

«Я должна перезвонить ему, – решила Джордан, – и сказать, что Спенсер жив».

Но ведь Фиби взяла с нее слово никому не говорить о Спенсере. И Бо прошлой ночью сказал то же самое.