Символы распада - Чингиз Абдуллаев

— Тогда вызывай, — крикнула жена уже из кухни.

Еще через полчаса Сухарев сидел в небольшом микроавтобусе, итот вез его по направлению к Порво. Городок был очень невелик по российскиммеркам, но довольно крупный по финским. Приехав в город, Сухарев с помощьюводителя с трудом перетащил ящик в один из номеров мотеля. Им пришлось объехатьтри подобных заведения, прежде чем нашелся свободный номер. Летом в этих местахбывало много отдыхающих. Найдя наконец искомое, Сухарев щедро расплатился сводителем. Было уже поздно, и он попытался открыть ящик, выламывая доски. Ноящик не поддавался, а Сухарев был так измучен, что еле соображал. Он не решилсяночью просить какие-нибудь инструменты и решил подождать до утра. Стянув с себяпиджак и брюки, он упал на постель и уснул прямо в рубашке.

Проснувшись утром около семи, он снова попытался взломатьящик. С одной стороны, его мучило любопытство, а с другой — не хотелось ломатьящик, который мог ему еще понадобиться для транспортировки того, что в немхранилось. Немного промучившись, он сломал только одну доску и, просунув руку,пытался нащупать содержимое, но лишь натыкался на какие-то металлические пластины.

Чертыхнувшись, он поднялся и отправился в город. На егосчастье, уже начали открываться кафе и бары. Он поменял деньги, плотнопозавтракал напротив мотеля, поджидая, когда начнут открываться и магазины.

Он снова вернулся в мотель и снова попытался нащупатьсодержимое, выломав вторую доску. Но металлическая пластика, казалось, наглухозакрывала сокровище. Может, там сейф, с подозрением подумал Сухарев. Выждавнемного, он вышел в город, где после некоторых поисков приобрел довольносолидный слесарный набор. Вернувшись в мотель, он запер дверь и наконец началосторожно отдирать доски.

Отодрав все доски с одной стороны, он убедился, чтоошибался. В ящике не было сейфа, просто сверху лежала тяжелая металлическаяпластина. Он вынул ее, недоумевая, для чего она здесь, и начал разгребатькакую-то стекловату, не понимая, почему Сириец так упаковал свои сокровища. Иобнаружил…

Сначала он не поверил своим глазам. Потом от бешенства началкрушить остальные доски, освобождая содержимое ящика от пластин, окружавшихгруз со всех сторон, от специфически скользкой бумаги, которая неприятношуршала и искрилась, от стекловаты, разбрасывая ее в разные стороны. И толькопотом обреченно сел на свою кровать. Он даже не заметил, как начать тихонькоподвывать, словно раненый зверь. Сухарев сидел на кровати и трясся, глядя настоявший перед ним предмет. Это было какое-то непонятное сооружение, похожее намотор со сложным внутренним устройством и пультом управления с правой стороны.Оно стояло перед ним на полу, и он продолжать выть, еще не понимая, как моглапроизойти такая глупость. «Мотор» ему был не нужен. Он даже не знал, для чегоон предназначается и зачем так необходим иностранцам, работавшим с Сирийцем.Сухарев сидел на кровати и трясся всем телом. Он затрясся бы еще сильнее илидавно выскочил бы из комнаты, если бы догадался хоть на мгновение, что стоявшееперед ним устройство радиоактивно. Он облучался, еще не сознавая степенипоражения своего организма. Но он продолжал сидеть и выть, даже не пытаясьпродумать дальнейшую линию своего поведения.

У него в душе начинали нарастать злость и обида — преждевсего на самого себя. Как он мог даже предположить, что Сириец доверит своисобственные сокровища иностранцам, отправив с ними Сухарева? Как ему моглаприйти в голову эта странная мысль о сокровищах? Почему он сломал свою, вобщем-то, уже устоявшуюся жизнь? И что ему делать с этим непонятнымустройством, которое наверняка представляет какую-то ценность, но котороеабсолютно никому не нужно в этом маленьком финском городке. Он продолжал выть,пока не услышал громкий стук в стену, это возмущались постояльцы из соседнегономера.

Оставаться в комнате с этим дурацким устройством он большене хотел. Поэтому он ударил ногой по прибору, который так переломил его жизнь,и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Свежий воздух немного отрезвил его. Ончувствовал себя почти пьяным от безысходности, в которую сам загнал себя своейдурацкой выходкой. Он ходил по улицам города, засунув руки в карманы брюк ипроклиная все на свете. Прохожие в испуге шарахались от него. У него быливсклокоченные волосы, безумный взгляд; он что-то все время шептал. Он ругалпрежде всего самого себя. Только себя. И чем больше он ходил, тем большепонимал, что прибор нужно возвращать. И это единственный шанс спастись. Правда,очень небольшой шанс. Сириец все равно не простит никогда Сухареву еговоровство, но, может, он хотя бы перестанет его преследовать.

Чем больше он об этом думал, тем больше осознавал, чтодолжен позвонить Сирийцу. Но звонить не хотелось. Он боялся. Он понимал, чтовсе равно подобные вещи не прощаются. Вор не имеет права красть у другого вора.Тем более не имеет права красть доверенную ему вещь обычный урка у такогоавторитета, как Сириец. Даже если Сухарев вернет этот проклятый прибор, то итогда он не гарантирует собственной безопасности. Для сохранения своегопрестижа Сириец просто обязан найти и прирезать своего бывшего работника, хотябы в назидание другим. Это был строгий и неумолимый закон, и о нем Сухаревзнал. Позвонив Сирийцу, он подписывал себе смертный приговор с очень небольшимшансом на помилование. Вернее, шанса на помилование не было. Оставался лишьшанс на выживание, если он сумеет сбежать раньше, чем его найдут боевикиСирийца.

«Что делать?» — с тоской думал Сухарев. Он сказал Наде, чтобыона бросила квартиру, вещи, все имущество и убегала в Киев. В доме, наверно,уже успели похозяйничать боевики Сирийца. Из-за своего дурацкого порыва Сухаревпотерял практически все. Теперь ему снова придется начинать с нуля. На секундупотеряв равновесие от злости, он едва не упал и взревел так страшно, что шедшийследом за ним прохожий испуганно перебежал на другую сторону улицы.

Оставалось звонить Сирийцу. Но прежде чем это сделать, нужнобыло уехать из этого городка, спрятаться, убежать. И только потом, позвонивСирийцу, выдать ему этот проклятый груз. Сухарев повернул к мотелю. Нужно будетзабрать оттуда вещи, подумал он. И записать точный адрес мотеля. Все равно ужевсе потеряно. Может, Сириец поймет кураж своего бывшего сокамерника. Можетбыть… Хотя все равно страшно. Сухарев помотал головой, словно отгоняянаваждение. Будь оно все проклято, с отчаянием подумал он.

Вечером восьмого августа в Москву позвонил генерал Земсков.Он докладывал четко, почти по-военному, но было слышно, как он волновался,иногда глотая окончания слов. В течение трех дней работы его комиссияустановила, что два ядерных заряда из хранилища похищены. Комиссия считает, чтозаряды похитили еще в июне, точнее — девятого июня, накануне гибели молодыхученых. Комиссия считает, что погибшие были в сговоре с водителем Мукашевичем,который бесследно исчез, очевидно, как-то причастный к их гибели. Выводы былинеутешительными. Зарядов найти не смогли, хищение произошло почти два месяцаназад.

Директор ФСБ серый от гнева выслушал доклад. С трудомсдерживаясь, он не перебивал своего заместителя. И только когда тот кончил,спросил у Земскова: