Никто не уйдет живым - Адам Нэвилл

– Но работа тут хорошая? – спросила девушка.

– Нет. Не очень. Как везде.

– У меня хорошая работа. Дюссельдорф. Вена. Говорят, здесь очень хорошо.

– Зависит о того, что ты умеешь. Я только начинаю.

Девушка нахмурилась, она выглядела слегка оскорбленной. И Стефани опять не смогла понять, почему.

– Я Стефани. – Она протянула руку, чтобы прекратить неловкое молчание. Девушка пожала ее длинными, холодными пальцами:

– Светлана.

– Откуда ты?

– Литва.

– А, вижу, вы познакомились, – сказал Драч Макгвайр.

Когда хозяин дома появился в дверях кухни, Стефани заметила, что лицо Светланы погрустнело ровно в тот же момент, когда испортилось ее собственное настроение.

Одетый в новенькие джинсы и кроссовки, Драч лыбился и приплясывал, как глупый юнец, считающий, будто сделал что-то умное.

– Твоя комната готова, девочка, – сказал он Светлане. – Кровать новая и все такое. Я и телек поставил. Уж поверь мне, отличная комнатка. Думаю, тебе там будет удобно.

Светлана не ответила. Она сурово посмотрела на Драча и выдохнула клуб дыма.

– Мои сумки. Он их принести?

– Ага, ага. Ни о чем не беспокойся. Все путем, типа.

– Есть другая ванная, да?

– Какая ванная?

Стефани не нравилось, что Драч начал щуриться и выпячивать подбородок. Его глаза улучили момент, чтобы взглянуть и на нее, заставив почувствовать себя в кухне нежеланной теперь, когда стало очевидным, что и вторая съемщица была недовольна жильем. Стефани отвернулась, распаковала коробку со своим ужином на стойке у микроволновки и притворилась, что разговор ее не интересует.

– Это не то, что вы сказать. Вы сказать «новые». Новая кухня, новая ванная. Но это? Это не новое. Я этим не пользоваться. Вы, наверное, шутите. – Последняя фраза Светланы прозвучала с итальянским акцентом – должно быть, эту фигуру речи она подцепила у другого иностранца.

– Чуть подкрасить. Все будет как новенькое. Вот што я сказал.

– Нет, вы сказать новое. Никто не может тут есть. Грязно.

Стефани была в восторге от того, что девушка дает Драчу отпор, но стыд от готовки на грязной кухне оказался перекрыт подползающим страхом, от которого у нее в животе начался холодок.

– Ни о чем не беспокойся. У других, может, и не такие стандарты, как у нас с тобой, – сказал он, словно указывая на Стефани как на источник разрухи и грязи. – Но мы все поправим. Как в отеле будет.

– Отель? – Светлана презрительно фыркнула. – Какой отель? Мистер Драч, я говорить вам, что у меня с этим большая проблема. Это не то, что вы сказать.

Она прервалась и пробормотала что-то на своем родном языке.

– Надо просто подождать, девочка. Ну, знаешь, период адаптации, все такое.

– Когда Маргарита это увидеть… Она точно сказать то же, что я. Вы не сказать правду. Я буду говорить с Андреем.

– Уймись. Уймись, да! – Драч терял терпение.

Нервное ошеломление самой Стефани заставляло две минуты, которые ей нужно было выждать, пока паста болоньезе завершит свой первый цикл готовки, казаться длиной с десятилетие. А потом еду нужно было перемешать, и после этого готовить еще две минуты. Она развернулась, чтобы уйти с кухни, и опустила глаза.

– А эта девушка, – Светлана кивнула в сторону Стефани, и той горячо захотелось, чтобы она этого не делала. – Эта девушка говорить, что работа… – Светлана недовольно помахала рукой из стороны в сторону, – здесь плохая.

Драч повернул голову, следя за тем, как уходит Стефани, и она заметила его бледное, злое лицо в нимбе недавно расчесанных кудрей. От него несло лосьоном после бритья.

– Не слушала б ты, што другие говорят, типа. Чего они понимают? А она знает, как я отношусь к тем, кто ругает мой дом. И она знает, што он ремонтируется, потому што я ей говорил то же самое.

Стефани заторопилась по коридору к своей комнате, и частично уловила конец перешедшего в стычку разговора. Она уважала отвагу девушки перед лицом дурного нрава Драча; ее собственная сразу же увяла.

– Это не хорошо. Неприемлемо.

– Не говори мне про приемлемость. Все не так работает. Сечешь? Тебе повезло, што у тебя, нахер, есть крыша над головой, учитывая, откуда ты заявилась. Литва! Слушай, я человек деловой, я не…

Стефани закрыла дверь и в своей комнате дождалась, когда неразборчивые голоса покинули кухню, поднялись на этаж выше и перестали быть слышны. Над ее головой сердито затопотали две пары ног, словно там занимались борьбой. Хлопнула дверь. Она вздрогнула.

Ночь поглотила закат. Время подползало к десяти вечера.

Стефани лежала на кровати в той же самой сломленной позе, которую приняла в восемь часов, когда пришло сообщение от Бекки. Она уже собрала вещи, готовясь к бегству, проверила расписание поездов, а потом несколько часов ходила из стороны в сторону, дожидаясь звонка. Однако новость сообщили текстом, а не по телефону; этот способ связи удобнее, когда вести плохие. Парень Бекки «не думает, что жить у них – хорошая идея», и к тому же «места все равно нет».

Сообщение заставило Стефани устыдиться, как будто ей отказали в нелепой, бессовестной просьбе. В разочаровании содержался еще и страх, словно ей только что сообщил ужасные новости врач. Какое-то время из-за оглушительного чувства покинутости ей было так холодно, что у нее дрожала нижняя челюсть.

Сразу после того, как ее просьбу о приюте отвергла последняя из подруг, к которым она обращалась, Стефани ненадолго задумалась, не позвонить ли мачехе. И задушила идею во младенчестве, поняв, что мост, сожженный в такой враждебности, из праха скорее всего не восстановишь, даже временно. И было уже достаточно поздно, Вэл успела напиться, возможно, на пару с любовником, Тони, если он вернулся после того, как Стефани ушла из дома. Вэл, должно быть, уже в полубессознательном состоянии, а в желудке у нее ничего, кроме антидепрессантов, плавающих в белом вине. После четырех часов дня с ней не было смысла общаться ни в будни, ни в выходные.

Безнадежные мысли Стефани продолжали течь тонким ручейком, пока не стали вялыми и смутными, примерно в то же время, как в соседней пустой комнате заплакала девушка – в одиннадцать вечера.

Стефани подобрала с пола возле кровати пакет из магазина и вытащила упаковку с берушами; «ИСПОЛЬЗУЮТСЯ ГОНЩИКАМИ ФОРМУЛЫ-1», утверждала этикетка. Идея такой борьбы с шумами пришла ей в голову в городе – на случай, если придется провести здесь еще одну ночь.

Ей захотелось подняться на этаж выше и постучаться в комнату сверху, где, видимо, теперь обитала Светлана, чтобы попросить девушку спуститься и проверить, услышит ли она плач. Еще одна свидетельница шумов окончательно подтвердила бы, что Стефани не страдает нарождающейся шизофренией.