Тайна Святого Арсения - Иван Феодосеевич Корсак

имение Потемкина в Озерках. Хозяин чествовал гостей с размахом, за обедом в их честь стреляли пушки, ведь за стол сели около тридцати первых лиц государства. Но императрица чаще всего внимание обращала не на троюродных братьев Григория или семью Энгельгартов, ее интересовал больше всего новичок, гусарский майор, смуглый тридцатилетний серб, кудрявый здоровила Семен Зорич. Однако и у Григория, и у остальных за столом создалось впечатление, что они уже были знакомы до этого.

   Вскоре Зорич занял в Зимнем дворце апартаменты официального фаворита.

   Услышав о появлении нового конкурента, срочно в Петербург вернулся Завадовский – он мучался, метался, не зная, что делать, пока ему не посоветовали сидеть тихо-тихо. Завадовский послушался, его учтивость императрица оценила достойно. Он получит в подарок четыре тысячи душ, а на выделенные императрицей средства построит впоследствии в Екатеринбурге дворец на двести пятьдесят комнат с мельхиоровыми каминами.

   Государыня же чувствовала себя привычно, передавала через Григория записочки любимому Симе, как звала она Зорича. Потемкин выезжал то на войны, то еще по каким-то заданиям, но всегда мог вернуться в Зимний, в свои апартаменты, соединяющиеся с покоями императрицы прямым коридором. Григорий был внимателен к каждому из очередных фаворитов, по большей части, своих прежних адъютантов, не забывал где-то из дальних дорог высылать им подарки. Зоричу он прислал перо с роскошным брильянтом на шляпу и дорогую палку, даже императрица в письме радовалась: "Сима разщеголял, по милости Вашей, Вы послали ему превосходную трость, он похож на шведского короля, но превосходит его в благодарности к Вам".

   Лишь один раз выдержка изменила Григорию, когда привычно зашел в покои, застал императрицу в постели из Завадовским; он мгновенно стал багровым, диким взглядом обвёл комнату и, схватив массивный подсвечник, запустил в парочку, которая не ожидала непредвиденного визита. Императрица мяукнула, словно кошка, которой невзначай наступили на лапу, и в момент скатилась из кровати, а Завадовский, в чём мать родила, пулей метнулся к двери.

   У Потемкина, конечно, были и другие проблемы: хитрый Панин, а особенно давний любовник Орлов, так и мостились подсунуть в кровать своего человека.

   Хитрости их, в основном, были напрасными, Григорий сам подбирал надежных и верных, принимая к себе месяцев на полтора-два адъютантами. Когда после адъютантского срока Александра Дмитриева-Мамонова пригласил к себе, тот ни сном ни духом не ведал, что его может ожидать.

   – Раздевайся! – сурово приказал князь.

   У Мамонова только глаза округлились блюдцами.

   – Совсем, совсем, – подсказывал Потемкин.

   Он обошел голого Александра, деловито осматривая, словно товар, который собрался покупать и выискивал изъян, чтобы прицепиться и цену поубавить. А когда нажал, куда надо, и тело в Мамонова задеревенело и вверх метнулось, только языком причмокнул:

   – Будешь императрицу услаждать.

   У Мамонова от стыда не только лицо, но и спина зарделась, он уже хотел было от возмущения крепкое словцо загнуть, не принимая во внимание, что это князь, но в последнюю минуту сдержался от невероятной мысли: "А если правда?".

   Дальше шло все в привычной для придворных порядков колее: Мамоновым остались довольны все три пробовальницы, особенно же радовалась Перекусиха:

   – Позабавил меня, голубчик, императрицу утешишь еще лучше!

   35

   · – Господин Ричард Судерланд? – переспросил на всякий случай курьер, молодой офицер, который залихватски звякнул шпорами. – Приказано лично в руки.

   Банкир лишь глянул на пакет, обильно усеянный сургучовыми печатями, и уже знал, не читая, кто это прислал .

   Пакет был от Потемкина. "Поскольку Ее Императорское Величество, – писал князь, – соизволило жаловать известные привилегии меннонитам, желающим поселится в Екатеринославской губернии, прошу Вас предоставить им необходимые суммы в Данциге, Риге и Херсоне".

   Банкир пробежал глазами еще несколько строк, и брови его поползли удивленно вверх – такие суммы, да еще и сразу в несколько городов, ему непросто будет выискать. "Это так похоже на князя, – Судерланд потер задумчиво виски. – Размахнется на всю, а ты думай головой, где под дежурную авантюру эту копейку выискать".

   Двести двадцать восемь семей меннонитов ехало из Данцига в украинские степи, еще партия шведов направлялась под Херсон в колонию, где для них уже успели построить дома, через турецкую границу стекались молдаване, валахи, румыны. Всех их освобождали от любых податей на десять лет, давали скот и орудия для земли, позволяли заниматься виноделием… Русские посольства за рубежом усиленно вербовали новых колонистов.

   · -Европейские газеты, – докладывал князь императрице, – не нахвалятся новыми поселениями в Малороссии.

   · Привилегии греческим, армянским и другим поселениям подтягивали немало люда: ехали сюда из России бедные помещики с крестьянами, отставные солдаты, крепостные-беглецы, которые в свое время дали стрекача за границы империи, верующие-раскольники, бедные православные священники из отдаленных русских губерний, иногда срывались в благодатные края целыми нищенскими селами.

   "Спешит Потемкин, – дочитал листа Судерланд. – Боится светлейший, чтобы случайно эти земли исконные здешний казацкий люд не заселил. Но это не мои хлопоты, мне заработать на спешке князя".

   Судерланд на следующий же день направился в Зимний обсудить условия такого масштабного проекта, но там, сославшись на занятость императрицы, направили к новому фавориту Платону Зубову.

   В апартаментах князя Зубова выяснилось, что здесь и без него народу не протолкнутся. В беломраморных палатах, что рядом с покоями императрицы, около полусотни просителей нетерпеливо поглядывали на белую дверь, откуда должна была появиться его светлость, которая вершила судьбы. Кто-то ожидал, чтобы незадачливое чадо приняли на государственную службу, кто-то надеялся на поместья, а еще кому-то следует заполучить внимание императрицы, потому что все знали, что без оказания почестей всемогущему князю нечего ей и на глаза подаваться. Почтенный посол в чалме терпеливо перебирал в руках четки, французский вельможа, судя по одежде, с удивлением рассматривал присутствующих в приемной, наверное, был новичком в здешних краях, только один располневший генерал с перевязанным черной тесьмою глазом нетерпеливо жаловался:

   · – А кофе совсем остынет…

   · Судерланда знакомили как-то с генералом-поручиком Михаилом Илларионовичем Кутузовым, милым, светским человеком, уже известным генералом, который считал за честь каждое утро, еще за час, пока проснется Зубов, приезжать, лично варить и подавать князю кофе в кровать.

   Наконец, дверь широко отворилась и адъютант торжественно, как о втором пришествии, провозгласил:

   · -Его светлость Платон Александрович Зубов просят!

   Толпа повалила в дверь, толкаясь и не обращая внимания на ранги и мундиры, потому что каждому