Сталинская гвардия. Наследники Вождя - Арсений Замостьянов

Крупнейшая победа Громыко в хрущевские годы – Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, подписанный 5 августа 1963 года после пятилетних переговоров. Мир узнал невозмутимого мистера Нет – истинного джентльмена дипломатии, который был сдержан, как английский лорд из легенды. И прагматически умел выжимать из любой позиции в худшем случае – гроссмейстерскую ничью. Вот таких русских мир боится! – расчетливых шахматистов, которые так непохожи на безрассудных купчиков с «загадочной русской душой». У Хрущева, который не всегда по-доброму посмеивался над мрачностью Громыко, наготове была родственная кандидатура на пост Громыко – Алексей Аджубей, которого дорогой Никита Сергеевич уже не раз демонстрировал международному сообществу. Хрущев демонстрировал пренебрежение к неулыбчивому министру. В воспоминаниях сотрудника международного отдела ЦК КПСС А.С. Грачёва промелькнула реплика царя Никиты: «Вот скажу я – Громыко, сядь задом на лед – и сядет!». Но даже Хрущев не нашел повода для отставки Громыко.

Когда Брежнев, Семичастный и Шелепин втайне готовили отставку Хрущева, Громыко оставался в стороне. Он не имел отношения ни к партийной, ни к управленческой элите, оставался узким профессионалом в советском истеблишменте. Самым известным в СССР политиком из нечленов Президиума (Политбюро) ЦК. Отставку Хрущева он приветствовал от всего сердца, узнав о ней на решающем заседании ЦК. Если у новых вождей СССР и была идея сменить министра иностранных дел, то Громыко удалось быстро доказать свою незаменимость. МИД под руководством Громыко уже двигался к подписанию будущего Договора о нераспространении ядерного оружия, который станет главным событием международной жизни в 1968 году. Громыко был искренним противником войны: на Великой Отечественной он потерял двоих родных братьев. И не раз говаривал, что лучше десять лет переговоров, чем один день войны.

В 1964—1970-х в СССР правил дуумвират. И Косыгин играл первую скрипку в международных делах, за исключением отношений внутри «социалистического лагеря». В те годы международной политикой в советской империи ведали три инстанции: Косыгин; Международный отдел ЦК и МИД. Сложный узел, неминуемая конкуренция. Громыко понадобилось десять лет, чтобы взять контроль над всеми рычагами советской дипломатии.

МИД был исполнителем воли Политбюро. Министр действовал в соответствии с инструкциями, осуществляя лишь тактическое руководство процессом. Громыко иногда приглашали на заседания Политбюро, выслушивали его как эксперта, но ни членом, ни кандидатом в члены главного органа партийной и государственной власти он не был. Только в апреле 1973-го Громыко становится полноправным членом Политбюро, избежав (единственный из соратников Брежнева!) кандидатского статуса. Брежнев повышал роль Громыко и оттеснял из внешней политики Косыгина. Теперь Громыко прислушивался только лично к генсеку, даже Международный отдел ЦК отныне не был ему указом. Возглавлял Отдел Борис Николаевич Пономарев, старый соратник Суслова, один из немногих аппаратчиков Коминтерна, оставшихся в большой политике к семидесятым. В 1972-м Пономарев стал кандидатом в члены Политбюро. С апреля 1973-го партийный статус Громыко был выше.

На заседаниях Политбюро Громыко чаще всего держался линии генерального. Но бывал и своенравен. В таких случаях переспорить Громыко было непросто. Его считали упрямцем. В. Прибытков вспоминал, как Черненко советовал Брежневу: «Чтобы Андрюша не упирался и не ставил «против», начни голосование с него. Найди подход, уговори».

Громыко гордился, что имеет отношение к ста миролюбивым инициативам Советского Союза. Переговоры о сокращении наступательных вооружений тоже начались по предложению советской стороны.

В ноябре 1974-го, накануне встречи Брежнева с президентом США Фордом во Владивостоке, обсуждение договора об ограничении стратегических наступательных вооружений на Политбюро получилось жарким. Гречко и Косыгин заняли жесткую позицию против уступок американцам. И Громыко не вполне поддержал Брежнева, который стремился к разрядке. Во время переговоров Брежнев сообщил оставшимся в Москве членам Политбюро о новых предложениях американцев. Гречко и Подгорный предложили прервать переговоры, не идти на уступки. Благодаря поддержке Громыко Брежневу удалось благополучно завершить переговоры, на которых были определены принципы сокращения вооружений. А Брежнев именно на тех переговорах, после которых был еще и утомительный визит в Монголию, окончательно подорвал здоровье.

Штаты в 74-м были травмированы Вьетнамом. Американская дипломатическая хватка несколько ослабла. Под Владивостоком Форд и Киссинджер отказались от невыгодного для СССР требования сократить львиную долю тяжелых баллистических ракет. «Открылась перспектива для согласования Договора СНВ-2», – утверждал Громыко.

Двусторонние отношения СССР и США были стержнем мировой политической жизни, и Громыко гордился этим. Другое важное направление – защита завоеваний Ялты и международное признание ГДР. Эту задачу удалось решить к 1975 году, когда был подписан хельсинкский акт. Инициатором Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе был тоже Советский Союз. Третье направление – усиление влияния СССР в третьем мире. Потеряв Китай, мы обрели Индию. За каждым направлением – годы кропотливой работы, тупиковых переговоров. В то же время после 1975-го противники СССР все активнее использовали так называемую «третью хельсинкскую корзину» – напирали на «права человека», «свободу передвижения», «диссидентское движение» и проч.

Осмотревшись в Политбюро, Громыко сближается с Устиновым и Андроповым. Эта тройка, по существу, взяла на себя управление государством в последние годы правления Брежнева.

В брежневские годы стиль Громыко уже вполне сложился и даже стал легендарным. Когда британский министр иностранных дел Джордж Браун попытался установить с коллегой неформальные отношения и во время завтрака обратился к Громыко самым непринужденным образом:

– Андрушка!

Громыко холодно заметил:

– Если хотите обратиться ко мне неофициально и одновременно вежливо, то надо говорить Андрей Андреевич.

Несколько лет назад таких слов не нашлось у президента России, когда Джордж Буш-младший дружелюбно назвал его «Пути-путом».

Многие знали, что такое «обмен мнениями» по-громыковски: это когда вы приходите со своим мнением, а уходите с мнением Громыко.

Брежнев и Громыко, пожалуй, лучше всех в политической истории воплощали сценарий «доброго и злого следователя». Легкомысленный, обаятельный простак Брежнев – и надменный имперский канцлер Громыко. Получалось результативно. Громыко не выносил панибратства, своих сотрудников называл по фамилии, как школьный учитель. Любил выступать на пресс-конференциях. Завидная память позволяла ему на любой вопрос отвечать с учетом нюансов. После переговоров он старался первым выйти к журналистам, первым прокомментировать результаты встречи, интерпретируя их в выгодном для СССР свете.

Легенда Смоленской площади – синий карандаш Громыко. Он признавал только синие карандаши московской фабрики имени Сакко и Ванцетти, не прельщался ни американскими, ни чехословацкими, ни немецкими экземплярами. Не признавал и авторучек – даже самых респектабельных. Андрей Андреевич органически не был способен к предательству, постоянство было его сутью даже в карандашном вопросе. Отточенные синие карандаши всегда должны были быть под рукой – и на рабочем столе, и в поездке.