Прекрасная изменница - Барбара Доусон Смит

Очень просто: кто-то сказал. Кто-то раскрыл тайну, которую Роберт всеми силами прятал от мира. Но кто?

А может быть, хитрец всего лишь отважился на дерзкое, отчаянное предположение? Роберт был уверен, что никто ни о чем не догадывался. Но, возможно, наблюдательный друг когда-нибудь заметил неясный, смутный намек и вот теперь хочет убедиться или, напротив, получить опровержение.

Сохраняя внешнее спокойствие, Софи холодно рассмеялась.

– Не говори нелепостей. С каких это пор ты начал верить сплетням?

– Мне необходимо услышать правду. Если боишься осуждения, то, пожалуйста, поверь…

– Здесь нечего осуждать или не осуждать. Твой осведомитель ошибается. Ничего подобного не было. – Она поднялась. – Все, вопрос исчерпан. Уходи.

– Невозможно винить тебя за стремление скрыть правду, – мягко успокоил он Софи. – Больше того, желание защитить доброе имя супруга достойно восхищения. Должно быть, это очень нелегко.

Несмотря на теплое прикосновение, Софи била дрожь. Если бы Грант знал…

Он понятия не имел, сколько раз она безутешно рыдала в своей спальне, не сомневаясь, что вина лежит на ней и только на ней: окажись она искуснее, красивее, нежнее, возможно, удалось бы разбудить в муже желание. Роберт ложился с ней лишь во время беременности, но дальше теплых объятий не заходил, объясняя спокойствие опасениями навредить ребенку. Тогда нежность и понимание вызывали благодарность – ведь сердцу требовалось время, чтобы залечить раны. Но когда супруг не вернулся в спальню через несколько месяцев после рождения сына, она сама пришла к нему. Пришла, мечтая о мужских объятиях, нуждаясь в любви и страсти. Но увы, ее надежды не оправдались.

– Ты заблуждаешься. Роберт был прекрасным мужем и замечательным отцом. Я не позволю осквернять его память.

– А я и не собираюсь. И никогда не выдам его тайну. Не забывай, герцог был моим другом.

– Был ли? В таком случае почему ты ни разу ему не написал? Еще до того как ты уехал из Англии, Роберт просил у тебя прощения. Умолял понять, уговаривал сохранить дружбу. Но ты набросился на него с кулаками. А потом исчез. И за все десять лет не написал ему ни строчки.

Грант помрачнел.

– Я не мог ему писать, – признался он. – Не мог, пока ты оставалась его женой. Ты, единственная женщина, которую я страстно желал и продолжаю желать.

– Если я расскажу о Роберте правду, обещаешь уйти?

– Обещаю.

– Нарушаю данную мужу клятву, а потому должна быть уверена, что сказанное не покинет этих стен. Обещаешь?

– Обещаю.

Софи внимательно посмотрела Гранту в глаза и кивнула.

– Дошедший до тебя слух – правда. Роберт действительно имел особые потребности, которые мог удовлетворить только мужчина. Поначалу я этого не понимала. В первый год брака Роберт не давал повода подозревать, что ведет тайную жизнь. Казалось, супружество воодушевляет и вдохновляет его.

Камень на душе Гранта ощутимо потяжелел. Он готовился к суровой правде, подтверждавшей порок друга, а вовсе не к рассказам о страстных объятиях. Черт подери, оказывается, можно ревновать даже к мертвому. Прислонившись плечом к изогнутой спинке шезлонга, он взял себя в руки.

– Итак, Малфорд воспользовался супружескими правами. Больше того, подарил тебе ребенка.

Софи скрестила пальцы и устремила на них пристальный взгляд, словно пыталась что-то рассмотреть. Ни словом, ни даже легким кивком не подтвердив комментария, она продолжала говорить, словно беседовала сама с собой.

– Поначалу он часто приходил ко мне. С восторгом встретил известие о беременности. Казался любящим, нежным, очень заботливым и добрым.

– Ну а потом? – спросил Грант. – Как же ты узнала о его наклонностях?

– После рождения Люсьена Роберт перестал ко мне приходить. Однажды я не выдержала и пошла сама. Но… так и не смогла разбудить в нем страсть. С извинениями он отослал меня прочь.

– Значит, от тебя ему требовался лишь наследник.

Софи сделала вид, будто не слышала его реплики, даже не подняла глаз.

– Иногда муж уезжал по вечерам. Говорил, что в клуб, но я подозревала, что к любовнице. Он отрицал, но как-то уклончиво, не слишком убедительно. Я наняла экипаж и последовала за ним к дому неподалеку от Ковент-Гарден. Некоторое время стояла на улице, но потом не выдержала и подошла к двери. Повернула ручку, дверь легко поддалась. Я вошла и увидела его, вернее, их, слившихся в объятии…

Софи вздрогнула и, закрыв лицо руками, зарыдала.

Грант сидел словно громом пораженный.

Не сдержав проклятий, он вскочил, прижал к груди хрупкую, беспомощную, оскорбленную красавицу, инстинктивно пытаясь защитить и успокоить ее. Софи прильнула к нему, вцепилась в лацканы сюртука и дала волю слезам.

Грант полез в карман, в глубине души надеясь, что Рен не забыл положить чистый платок. К счастью, аккуратно свернутый белоснежный кусочек батиста оказался на месте. Сначала Грант вытер ей мокрые щеки, а потом сунул платок в дрожащую руку. Софи высморкалась и, стараясь успокоиться, несколько раз судорожно вздохнула.

Перед столь бурными слезами Грант чувствовал себя безоружным. Да, он действительно хотел увидеть искреннюю, теплую, уязвимую и беззащитную Софи, но только не в болезненном, близком к агонии состоянии.

Невнятно бормоча слова утешения, Грант погладил густые шелковистые мягкие каштановые волосы. Крупные локоны были собраны в простую красивую прическу. Когда-то, давным-давно, он любил вытаскивать из ее волос шпильки, а потом каждую обменивать на поцелуй.

Воспоминание отозвалось болью. Черт подери, почему он проявил столь непростительную слабость? Почему не убедил, не заставил Софи выйти за него замуж? Ну и пусть за душой у него не было ни пенни! Отвез бы ее в Гретна-Грин, обвенчался без лишних формальностей, и дело с концом! Разве несчастная испытала бы подобные муки, если бы не связала судьбу с Робертом?

Разве решилась бы на убийство?

К черту! Вот наконец и прояснился истинный мотив преступления. Но вместе с ним явилось совершенно неожиданное и оттого нестерпимо острое сочувствие. Настолько острое, что даже мелькнуло сожаление: лучше бы он сам убил Роберта.

– Прости, – прошептала Софи едва слышно. – Никогда никому не рассказывала. А рассказала даже больше, чем ты хотел узнать.

Грант еще крепче прижал ее к себе. Надо было бы тайно злорадствовать, торжествовать: тщеславие, желание получить титул и состояние привели Софи к краху. Так почему же в душе теснились совсем иные чувства – сострадание и желание вернуть украденное счастье? Грант приподнял пальцем дрожащий подбородок Софи и посмотрел в ее заплаканные глаза.

– Это ты меня прости. Прости за то, что целых десять лет в одиночестве несла тяжкую ношу. За то, что Роберт так плохо с тобой обращался.