Черная Леди - Майк Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через минуту он вернулся с большим полотном и поставил его на кушетку.
Картина совпадала с голограммой, которую мне дала Тай Чонг. Мы оба стали ее рассматривать.
— Ужасно, не правда ли? — прокомментировал он.
— Он не мастер, — согласился я.
— Мне бы не хватило наглости предложить ее Тай Чонг, — продолжал Хит, — если бы женщина не была так красива. Ее красота побеждает даже неумение художника.
Он не отрывал взгляда от картины.
— Она в самом деле удивительна, правда?
— Да, — согласился я. — Вы не знаете, у Маллаки нет других ее портретов?
— Сомневаюсь, — ответил Хит. — Насколько я знаю, это вообще его первая картина.
— Вы можете что-нибудь о нем рассказать?
— Не много. Он почти все свое время проводит на Внутренних Границах, хотя дом у него на Кванте IX. Он никогда не говорит о своей профессии, но по намекам и обрывкам сведений, которые мне удалось собрать, я заключил, что он охотник за беглецами, причем очень удачливый.
— Если он богат и не зарабатывает на жизнь живописью, тогда зачем же он дал вам этот портрет для продажи? — поинтересовался я.
— Насколько я понял, несколько месяцев назад она его бросила.
— И он так убит горем, что не хочет оставлять в доме напоминания о ней?
— Или так взбешен.
Я внимательно всмотрелся в лицо на картине.
— Он говорил, почему она ушла от него, или куда?
Хит покачал головой.
— Я почти не знаю этого человека, Леонардо. — Он еще раз взглянул на картину и с сомнением спросил:
— Вы действительно думаете, что мистер Аберкромби захочет купить эту картину?
— Он захочет.
— У этого человека совсем нет вкуса.
— Он собирает ее портреты, — сказал я.
— И хочет собрать все?
— Хотел бы.
— А что тут трудного? — спросил Хит. — В конце концов, ей не дашь и тридцати пяти. Сколько художников могли ее писать?
— Больше, чем вы думаете, — ответил я. — Люди изображают ее на портретах и в скульптуре уже восемь тысяч лет.
— Наверное, шаблонное лицо.
— Вы когда-нибудь видели такое? — спросил я.
Он еще раз изучающе посмотрел на портрет и покачал головой.
— Ни разу, — признался он.
— Маллаки говорил о ней?
— По-вашему, мы старые друзья? — взмолился Хит. — Я его видел всего два раза. Он сказал мне только, что встретил ее где-то на границе.
— Сколько времени они пробыли вместе?
Он пожал плечами.
— Кто знает.
— Я думаю, мне надо поговорить с Маллаки, — сказал я.
— Зачем?
— Чтобы выяснить, действительно ли она существует.
— Я же сказал вам: она была его любовницей.
— Но вы ее никогда не видели.
— Это верно.
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто ее видел? — спросил я.
— Нет.
— Может быть, он лгал.
— Какой смысл ему врать? — спросил Хит.
— Я заметил, что люди часто лгут без всякого смысла, — заметил я.
— Тоже верно, — дружелюбно согласился Хит. — Но какое вам дело до того, существовала она или нет?
— Ее портреты возникали на всем протяжении человеческой истории, и часто как изображения мифической героини. Если ее не существует, если своими словами Маллаки хотел сказать, что в силу своей профессии поклоняется богине войны или смерти, тогда у него должен был быть какой-то источник вдохновения, с которого он писал портрет. И если я его найду, то постараюсь купить для Малькольма Аберкромби.
— И он приобретет его, не глядя? — спросил Хит. — Он действительно так ею увлечен?
— Да.
На лице Хита появилось хищное выражение.
— У меня такое впечатление, что из всего этого можно получить приличную прибыль.
— Вы уже получаете из этого прибыль, — подсказал я.
Он одарил меня еще одной обезоруживающей улыбкой.
— Да, конечно, получаю.
— Где сейчас Серджио Маллаки? — спросил я.
— Надеюсь, что на Кванте IX, — сказал Хит. — Позвольте, я позвоню по видеофону нашему общему приятелю и точно выясню.
И он вышел из комнаты. Ожидая его, я несколько минут перелистывал книги в кожаных переплетах на плавающем столике. Две оказались разными изданиями Библии, а третья — перевод Танбликста, великого канфоритского поэта. Его я и читал, когда Хит вернулся.
— Не везет, — объявил он. — Маллаки на одном из миров Внутренней Границы, по имени Ахерон.
— Я не знаком с ним.
— Я тоже. Но осмелюсь предположить, что это на редкость малоприятная планета.
— Почему?
— Потому что Ахерон означает «Ад».
— Вы можете найти его координаты?
— Думаю, что не стоит, — сказал Хит.
— Почему вы так говорите?
— Потому что Маллаки должен был две недели назад вернуться на Шарлемань, — сказал он и замолчал. Потом добавил:
— Учитывая его профессию, это может означать, что он мертв.
— Понятно, — протянул я.
— Вы потемнели, — заметил Хит.
— Цвет отражает мое разочарование.
— Сдаваться еще рано, — сказал Хит. — Я буду каждый день звонить моему приятелю. Вполне возможно, что он появится до того, как вы вернетесь на Дальний Лондон.
Взгляд его упал на книгу в моих руках.
— Вас интересуют стихи? — спросил он.
— Меня интересуют книги, — ответил я.
— Красивые штуки, — согласился он. — Жуткий анахронизм, однако.
Можно было бы держать всю библиотеку Океаны в пузырьковом модуле размером в два раза меньше книги, которую вы держите.
— Без сомнения, — согласился я.
— Но все же иметь их у себя приятно — если позволяют средства.
— Меня удивило, что у вас два экземпляра Библии, — заметил я.
— Да? Почему же?
— Я не хотел вас обидеть, — сказал я, формулируя свое замечание на Дипломатическом Диалекте, — но вас трудно представить штудирующим кодекс моральных принципов своей расы.
Прозвучал веселый смешок.
— Я их не читаю. Я их просто собираю.
— Вы ответили на мой вопрос.
— У вас это здорово получается, Леонардо, — сказал он с восхищением.