Время мертвых - Александр Тамоников

— Те, кто видит в России лишь выгребную яму, — фыркнула Варвара. — Никогда не задумывался, почему к нам такое отношение в мире? Почему России всегда не везет? Почему ей постоянно достается? Татаро-монголы, поляки, шведы, французы, фашисты, дикие мировые войны. Русских не любят, русских боятся, а какая здесь жизнь, сам знаешь…

— Есть очередная теория? — усмехнулся я.

— Принимай, как хочешь. Великий Петр, прорубивший окно в Европу и, как некоторые считают, возродивший Россию. «Великое посольство» 1697–1698 годов, когда он под видом рядового члена делегации убыл с кучей чиновников в Европу. История мутная. Уезжал на две недели — вышло два года. В составе вернувшихся было много голландцев. Да собственная банда — Меншиков, Лефорт. Двадцать шесть лет мужику, а выглядел сорокалетним — с полностью изменившимся характером, психикой. Злобный, вспыльчивый, по-русски разговаривал кое-как, да еще и имел все признаки тропической лихорадки, которую невозможно подхватить в северных широтах. Откуда-то взялись отличные мореходные навыки. По возвращении сослал жену Евдокию, в которой ранее души не чаял, убил детей, хотя официальная наука представляет иначе. Указ о казни 300-летних старцев, мол, нечего тут умничать, будем вводить другую историю; запретил марантовый хлеб — мол, хватит жить долго и не болеть. Потом и до боярских бород добрался… И пошла гулять губерния: уничтожил русскую письменность, истребил вполне боеспособных стрельцов, приказал сжечь все старые русские летописи, перекроил титульную систему, разгромил купечество, духовенство, насадил курение, спиртное и кофе…

— При этом не осмелимся утверждать, что из Европы вернулся самозванец, — улыбнулся Якушин. — Сами там не были, не знаем. Но то, что царя переделали, — факт. И по сути, это не он окно в Европу прорубил, а европейские маги — в Россию, куда с тех пор и сливают весь помойный негатив. А из Петра икону сделали — ведь надо из кого-то иконы делать? Не будем диспутировать, Никита Андреевич, это невозможно доказать и невозможно опровергнуть. Забудьте. Наш артефакт из того же разряда. Западу не нужна независимая сильная Россия. А точнее — будем говорить не за весь Запад, а за некую группу засекреченных товарищей, которых условно назовем «мировым правительством». Она — над государствами, она решает, как жить этому шарику, может развязать небольшую войну, если ей это импонирует — скажем, столкнуть Израиль с Ираном, или что-то в этом роде. Тоже не будем спорить, а то уйдем в бесконечные дебри. Пусть это будут «западные маги», которым наша страна, тем более сильная — кость в горле. Они в курсе, что советскими спецслужбами разрабатывалась программа «Питомник», знают некоторых ее участников и представляют конечную цель работ. Они знают, что где-то в России припрятан опасный для них артефакт. Они не знают, ЧТО ЭТО, но им известны некоторые его свойства, что позволило сконструировать «дозиметр», реагирующий на близость артефакта. Где он находится, они уже вычислили. ЧТО ЭТО — пока не знают. Это они отправили Рязанова, использовав втемную (или не втемную) его бывшего шефа. Да, вы правы, им проще сжечь весь музей или хотя бы часть музея… Принимаем по умолчанию, что у упомянутой структуры есть свои люди везде, тем более в России. И это не бомжи или представители офисного планктона. Они во властных структурах, в правоохранительных органах…

— Откуда в вашем музее этот артефакт? — спросил я.

— Не пытайте, Никита Андреевич, клянусь, не знаю. Артефакт за 27 лет мог проделать долгий путь, сменить не одного владельца, а сюда попасть по чистому недоразумению.

— Значит, неплохо вписан в экспозицию и не режет глаз?

— Безусловно.

— Еще вопрос. Все же почему плохие парни выбрали именно Рязанова? Ну, был в числе «соискателей» в 1991-м, и что? Порученную ему задачу мог бы выполнить любой, обладающий навыками.

— И этого не знаю, Никита Андреевич. — Якушин начал раздражаться. — У самого миллион вопросов. Возможно, есть причина, я пока не в курсе.

— И последнее, — вздохнул я, — то, что незримо витает в воздухе. Согласен, закрытием музея проблему не решить. Нечисть все равно пролезет. Но почему нельзя собрать все экспонаты, внушающие подозрение — а мы знаем, где они находятся, — и не увезти куда подальше, спрятать с глаз долой? Сей факт не останется не замеченным нашими оппонентами, и от музея отстанут.

И тут я почувствовал в атмосфере что-то необычное. Не скажу, что враждебное, но меня тут явно не понимали, по крайней мере мой последний перл. Сергей Борисович опустил голову. Варвара разглядывала меня с какой-то внезапной нелюбовью.

— Что-то мне подсказывает, что нам не дадут этого сделать, — медленно произнес Якушин. — И вовсе не эти плохие парни, а другие, их антиподы, так сказать…

— А другие — это не мы? — осторожно спросил я.

— Вы наивны, Никита Андреевич. Вы уверены, что артефакт здесь присутствует просто так, без пригляда? Полагаете, такие вещи могут стоять просто так? Отсюда возникает вопрос: стоит ли будить дополнительное лихо? Ну, все, хватит. — Он шумно выдохнул и посмотрел на часы. — У меня есть полчаса свободного времени. Предлагаю подняться наверх и еще раз осмотреть экспозицию. Возможно, мы сделаем предварительные выводы.

— Покурить хоть будет позволено? — буркнул я.

— Ой, да курите, — отмахнулся Якушин. — Вам это уже никак не повредит…

За спиной осталась охрана, вооруженная дубинками и шокерами, главный зал, напичканный экспонатами. Мы находились на втором этаже, у дальней стены. Мои спутники предвзято разглядывали правый угол (в котором, по поверьям, скапливается вся негативная энергия). Непосредственно в углу стояло старинное платье безутешной вдовы. Парящая над ним шляпка с вуалью наводила на мысль о человеке-невидимке — хотелось потрогать, что там под вуалью, не уткнется ли палец в чей-то бессмертный нос.

Я осмотрел колонны, поврежденные стеллажи, опустился на корточки, начал мысленно вырисовывать линии.

— Пентаграмму чертишь? — покосилась на меня Варвара.

— Да, вызову, кого следует… — Я поднялся, пожал плечами. — Просто удивляюсь, как нужно швырнуть прибор, чтобы так его разбить.

— Может, наступили на него в драке, — задумчиво посмотрел на меня Якушин. — К сожалению, камера наблюдения именно этот угол не охватывала, поэтому информацию имеем лишь со слов Ларисы и Аллы Михайловны. Давайте к делу, Никита Андреевич.

— Если к делу, Сергей Борисович, то нам нужна документация, — парировал я. — Откуда и когда поступили экспонаты. Она у вас есть?

— Документация будет… хотя, возможно, не на все экспонаты. Предлагаю провести пробный, так сказать, осмотр, послушать интуицию. Исключим все лишнее. Какой из данных экспонатов может оказаться нашим артефактом? Коллекцию моделей катафалков, конечно, опускаем, их изготовили мастера уже в XX веке. Африканские маски… м-м…

Мы разглядывали черных уродцев, висящих на стене. В принципе, африканская коллекция — во втором корпусе, но кое-что иногда смешивают. Бронзовые Будды соседствуют с православной атрибутикой, языческие боги — с валторнами похоронного оркестра. Не всегда понятна логика. В этом углу именно так и было — сущее «ассорти». Куски отшлифованного африканского дерева, снулые физиономии идолов с узко посаженными глазками, надменные взоры, вытянутые наплывы по краям — то ли уши, то ли косички. Полное отсутствие подбородков, зато гротескно длинные носы.