Детектив и политика 1991 №2 - Джон Гоуди

к машине, сопровождаемый Бедриком и его группой. Он влез в кабину, захлопнул дверь, поднял стекла. Взявшись за микрофон, он увидел, как объектив камеры уперся в лобовое стекло. Развернувшись всем своим широким корпусом, он посмотрел назад и встретил пронизывающий взгляд второй камеры…

Через пять минут, после того как сообщение о захвате поезда было передано по радио и телевидению, в отдел информации "Нью-Йорк таймс" позвонил человек, назвавшийся братом Уильямусом, министром саботажа АРА, что было сокращением от "Американской революционной армии". С веселой угрозой в голосе "министр саботажа" сказал следующее:

— Я уполномочен передать, что захват поезда, о котором вам, без сомнения, уже известно, — это акт революционного саботажа со стороны АРА. Понятно? Действуя скрытно и дерзко, штурмовые отряды нашей организации осуществили его с целью нанести власть имущим удар по их самому чувствительному месту. Я имею в виду кошелек. Деньги, которые будут получены нами посредством акта революционной экспроприации, мы используем для дальнейшего расширения борьбы против грязных свиней, которые правят этой страной. Понятно?

Редактор, принявший это заявление, попросил брата Уильямуса назвать несколько деталей, до сих пор неизвестных широкой публике, чтобы доказать, что его организация действительно ответственна за преступление.

— Ты что, меня за дурачка держишь? Так я и сказал тебе детали. Много хочешь знать.

Однако, если брат Уильямус этого не сделает, как проверить, что он говорит правду, ответил редактор. Так всякий может заявить, что преступление — дело его рук.

— Всякий, кто так заявит, будет последним лжецом! — заорал брат Уильямус. — И прекрати называть этот чисто политический революционный акт преступлением!

— Слушаюсь, господин министр, — сказал редактор. — Вы можете к этому что-либо добавить?

— Только одно: АРА призывает всех борцов за освобождение присоединиться к нам и захватить по поезду подземки во всех городах… Там, где она есть, разумеется…

Всего в тот день газета получила более десятка подобных сообщений. Столько же звонков было в редакцию "Ньюс", несколько меньше — в "Пост". Кроме того, здания трех крупнейших газет были взяты в осаду толпами людей, горевших нетерпением дать исчерпывающее описание внешности преступников или предложить план, как с ними скорее расправиться. Еще больше было желающих получить информацию о личностях заложников, поскольку, как они утверждали, в их числе могли быть родные и близкие. Но преобладали в толпе те, кто стремился поделиться своим мнением относительно психологических, философских, социальных и других мотивов, двигавших преступниками, или подвергнуть критике городские власти.

Коммутатор здания городского совета раскалился добела. Чиновникам по связям с общественностью и секретарям были даны строжайшие указания отвечать на звонки предельно вежливо, дабы не создавать для мэра дополнительных осложнений.

— Если город заплатит этим бандитам, это станет открытым приглашением всем остальным подонкам поступать так же. Я — домовладелец и честный налогоплательщик, и я не желаю, чтобы мои деньги попали в карман уголовникам. Ни единого цента! Если мэр проявит слабость, пусть знает, что он потерял мой голос и голоса всех моих родственников на веки вечные.

— Насколько мне удалось выяснить, господин мэр сейчас взвешивает вопрос о выкупе. Господи, что же тут взвешивать?! Что для него важнее — кипа вонючих долларов или человеческие жизни? Знайте, что, если хотя бы волос упадет с головы одного из несчастных заложников, я не только никогда больше не буду голосовать за нашего мэра, но посвящу жизнь разоблачению его как чудовища в облике человеческом!

— Срочно вызовите Национальную гвардию! Пошлите их в туннель с примкнутыми штыками, пусть они очистят подземку от негодяев. Могу предложить свою помощь, хотя мне и стукнет восемьдесят четыре в будущем месяце. Когда я был моложе, подобных безобразий у нас не водилось. Впрочем, я все равно никогда не езжу подземкой. Люблю, знаете ли, свежий воздух…

— Не могли бы вы сделать запрос о моем брате? Нет ли его в том поезде? Он говорил мне, что. должно быть, приедет сегодня. Обычно он как раз выходит из дома приблизительно в половине второго. Я печенкой чувствую, что он в том поезде. Ему везет на такие вещи, если вы понимаете, что я имею в виду… Конечно, даже если вы узнаете, что его там нет, я все равно до конца не успокоюсь. С таким же успехом он мог попасть и под машину…

— Боже, благослови нашего мэра! Как бы ни завершилось это дело, он — замечательный человек. Передайте, что я молюсь за него.

— Если в этом трижды проклятом поезде есть пуэрториканцы, взятые заложниками, от имени их соотечественников мы требуем, чтобы город немедленно заплатил выкуп, а также компенсацию за понесенные страдания. Пуэрториканцы и без того слишком угнетены, чтобы с ними так паршиво обходились, стоит им спуститься в эту грязную канализационную трубу, которая называется подземкой. А если окажется, что пуэрториканцы есть среди похитителей поезда, мы требуем безусловной амнистии для них. Эти требования обсуждению не подлежат.

— Я, конечно, не хочу сказать, что эти бандиты непременно черномазые, но поскольку девяносто девять процентов преступлений в этом городе совершают черномазые, то логично допустить, что и эти окажутся неграми. Шансы здесь девяносто девять к одному…

— Передайте полиции: все, что им нужно сделать, — это затопить туннель…

Его превосходительство мэр города

При обычных обстоятельствах его превосходительство мог бы даже получить удовольствие, наблюдая, возвышаясь над схваткой, как его подчиненные обсуждают общую стратегию, исходя из своих узкокорыстных интересов. Но сегодня, задыхаясь от насморка, чувствуя легкое головокружение от высокой температуры, он опасался за ясность своего ума и предвидел, что может быть принято какое-то неправильное или, иными словами, невыгодное ему самому решение.

У изголовья его кровати кроме главного полицейского комиссара, казначея, председателя транспортного управления, президента городского совета и Мюррея Лассаля находились также его личный врач и его личная супруга.

Он полулежал, облокотившись на подушку, пытаясь не дать закрыться слезящимся глазам и более-менее удерживать свое блуждающее внимание на предмете разговора. Заседание вел Мюррей Лассаль. Он председательствовал с обычной для него смесью быстрой сообразительности, нетерпеливости и жесткости.

— Мы не можем понапрасну тратить время, — начал он. — Вопрос состоит в том, платить или нет. Все остальное, а именно: есть у нас деньги, можем мы найти для их выплаты законные основания, где взять требуемую сумму наличными и как, схватив преступников, вернуть городу деньги — повторяю, все остальное имеет второстепенное значение. Времени на продолжительные дискуссии у нас нет. Любая задержка — и у нас на руках будет еще семнадцать трупов. Поэтому я предлагаю кратко выска заться каждому, чтобы все вместе не заняло больше пяти минут. После этого будет принято решение. Вы готовы?

Мэр слушал дальше