Паруса, разорванные в клочья - Владимир Шигин

— Тогда рубите правый носовой кабельтов! — велел Платер. — Ставьте передние стаксели! Попробуем хоть как-то оттянуться от общей кучи малы!

Заглушая вой раздуваемого ветром пламени, засвистали боцманские дудки. Матросы стремглав разбегались по расписанным местам. Годы плавания не пропали даром. Все на «Фершампенуазе» делалось быстро и четка Ни у кого не было ни малейшей растерянности. Однако, к сожалению, все это уже не могло ничего изменить.

Поставленные стаксели тоже помогли мало. Державшийся к этому времени лишь на одном якорь-верпе «Фершампенуаз» упорно разворачивало ветром и буквально наваливало бортом на стенку гавани.

— Рубить верп! — велел Платер. — Попробуем все же отойти подальше!

Дрейфуя, «Фершампенуаз» все же сумел каким-то чудом миновать причал, а затем так же, почти впритирку, пройти мимо одного из бастионов. После этого он вскоре приткнулся к мели в нескольких саженях от Лесных ворот гавани.

К этому времени линейный корабль уже являл собой сплошной огромный костер. Огонь уже охватил ростры, а затем стремительно понесся вверх по вантам. Неподалеку от «Фершампенуаза» скопилось изрядное количество шлюпок с соседних кораблей. На них терпеливо ожидали команды снимать офицеров и матросов с горящего корабля. Однако такой команды все не поступало. В шлюпках начали нервничать:

— Чего они там ждут? Корабль уже не спасти, но ведь людей спасти еще можно!

Команда «Фершампенуаза» сгрудилась на русленях, баке и юте корабля. Там тоже стоически ждали команды спасаться, молча, без ропота и криков, как и положено дисциплинированной и вымуштрованной команде. А огонь меж тем уже подступал к ним со всех сторон. Кое-как защищаясь от него рукавами и поворачиваясь спинами, матросы и офицеры все еще ждали приказа. Но они не просто ждали, сбившись в толпу. ОНИ ДЕРЖАЛИ СТРОЙ!

Неизвестно, что в эти драгоценные минуты думал контр-адмирал Платер, на что он еще надеялся, но никаких команд на эвакуацию по-прежнему не давалось. Впоследствии расследование обстоятельств гибели «Фершампенуаза» подтвердит, что НИ ОДИН из матросов и офицеров так и не покинул своего корабля без команды.

Через сто с лишним лет точно так же, как и контр-адмирал Платер, поведет себя в почти аналогичной ситуации и командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, когда он до последнего момента будет оттягивать подачу команды на спасение выстроенных на верхней палубе матросов уже начавшего переворачиваться линейного корабля «Новороссийск». Та современная черноморская трагедия, вызванная ступором либо самоуверенностью командующего, обошлась более чем в шесть сотен человеческих жизней. Увы, к большому сожалению, наша собственная история ничему нас не учит, и каждое поколение, пройдя весь путь проб и ошибок, крови и напрасных жертв, начинает сызнова.

Наконец, когда огонь уже начал охватывать крайние шеренги и люди начали гореть (все еще пытаясь держать строй!), Платер понял, что дальнейшее промедление смерти подобно. Только тогда он вяло махнул рукой:

— Всем спасаться!

Офицеры, репетуя, кричали, срывая голоса:

— Ребята! Всем разом не прыгать, друг дружку подавите! Бросаемся в воду пошереножно!

Но это было уже слишком! Терпение матросов кончилось, и в воду они бросались, спасаясь от обжигающего пламени, уже толпой. Многие летели в воду помимо их воли, подпираемые стоявшими сзади. Так, к примеру, был сброшен в воду и чудом остался жив лейтенант Богданов. Те, кто не умел плавать, после падения больше на поверхность уже не всплывали. К борту «Фершампенуаза» со всех сторон устремились шлюпки, на которые стали подбирать плавающих. Увы, как выяснилось впоследствии, спасти удалось далеко не всех. При оставлении корабля погибло 48 человек. Среди них оказался и подполковник корпуса флотских штурманов Вансурин. По прошествии времени очевидцы утверждали, что подполковник погиб из-за того, что прихватил с собой все скопленные за трехгодичное заграничное плавание деньги. Они-то, мол, его на дно и утянули…

Командир «Фершампенуаза» капитан-лейтенант Барташевич в момент оставления корабля командой находился на баке. Верный традициям русского морского офицерства и букве петровского устава, он оставлять гибнущий корабль не торопился, помня о том, что командир должен уйти последним. Подбадривая прыгавших в воду, Барташевич следил, насколько это было возможно, за тем, чтобы все успели покинуть «Фершампенуаз». Только тогда, когда на баке не осталось ни одного матроса, Барташевич спустился по канату на висевший у левой скулы якорь, а затем уже с него солдатиком сиганул в море, после чего почти сразу же был подобран ближайшей шлюпкой. В этой же шлюпке к тому времени уже находился с десяток спасенных матросов во главе с лейтенантом Шанцем

Что касается самого контр-адмирала Платера, то он в самый последний момент вдруг вспомнил о лекаре и боцманмате, которым сразу же по прибытии на корабль приказал находиться в своем салоне для приема и первичной обработки обгоревших. Не получив соответствующего приказа, ни лекарь, ни боцманмат не посчитали себя вправе покинуть свой боевой пост, так и оставшись там. Адмиральский салон располагался в самой корме корабля и был уже отрезан пожаром. Возможно, кто-то другой предпочел бы в такую минуту думать уже исключительно о себе. Но Платер был человеком чести, да и к тому же не робкого десятка, а потому вместо того чтобы спасаться, контр-адмирал бросился вниз, в свой салон, по трапу. Во флагманский салон он прорвался каким-то чудом, сбивая с себя пламя и изрядно обгорев. Обратно оттуда выбраться было уже невозможно, так как за бежавшим по трапам контр-адмиралом сразу же рушились прогоревшие балки. Весь входной тамбур был тоже объят пламенем.

— Чего ждем? — прокричал вбежавший в салон Платер.

— Приказа! — невозмутимо ответил лекарь Корнелиус.

— Теперь, кажется, вы его дождались! — прорычал Платер.

Лекарь и боцманмат помогли ему сбить пламя с тлевшего сюртука. Теперь в огненной ловушке их было уже трое: двое не покинувших своего поста без приказа и тот, по чьей забывчивости они там оказались, но кто все же нашел в себе мужество разделить участь тех, кого он невольно приговорил к смерти.

А огонь уже лизал двери флагманского салона, наполняя его удушающим дымом. Теперь дорога была каждая секунда. Контрадмирал Платер в этой критической ситуации, впрочем, ни головы, ни самообладания не потерял.

— Делай как я! — прокричал он своим сотоварищам по несчастью.

В несколько ударов сапог они дружно вышибли раму кормового окна. Затем все втроем бросились через окно и, уцепившись за свисавшие вниз шлюпочные тали, повисли на них. А внутри адмиральского салона уже бушевало пламя. Его языки вырывались через разбитое окно, обдавая висевших людей пеплом сгоревшего дерева и искрами. На удачно подвернувшихся талях контр-адмирал с лекарем и боцманматом провисели до тех пор, пока их не сняла подошедшая к корме «Фершампенуаза» шлюпка.

Небезынтересные воспоминания написал об обстоятельствах этой трагедии тогдашний лейтенант Иван Шанц, впоследствии адмирал. Он оставил значительный след в истории нашего флота периода перехода его от парусных кораблей к первым броненосцам-мониторам. Спустя несколько десятилетий в журнале «Морской сборник» адмирал Иван Иванович фон Шанц опубликовал свои записки: «Последними оставили корабль я и корабельный кузнец. Находясь на кубрике для тушения пожара, я упал в обморок, и г. Тибардин, стараясь привести меня в чувство, сорвал с меня сюртук и обливал меня водою. Придя в память и снова бросившись в огонь, я забыл о сюртуке, потому что и без него было очень жарко.