90 миль до рая - Владимир Ераносян

Эти двое на протяжении долгих и очень трудных, полных невзгод и опасностей лет будут заряжать друг друга оптимизмом. Как только в воздухе запахнет победой, Фидель не захочет делить лавры триумфатора ни с кем – ни с Сокаррасом, ни с партиями, ни, тем более, с гнусными животными из коза ностры. Он никому ничего не обещал. Никому, кроме кубинского народа.

Что до обглоданной кости в виде двадцати тысяч долларов, брошенной аристократами в самые тяжелые для революционеров дни подготовки экспедиции в Мексике, то эти гроши Кастро пытался вернуть. Как, впрочем, готов был выплатить компенсации латифундистам и сахарозаводчикам за конфискованные в пользу крестьян земли и национализированные новым государством заводы. Единственными обойденными в заявлениях о выплатах стали итальянские мафиози и Мейер Лански. Их Кастро просто «кинул»!

Победитель не забудет и о своем обещании министру внутренних дел Батисты, дяде его бывшей супруги, данном тому в тюрьме «Пресидио Модело» на острове Пинос. Фидель сдержал слово, отрядив группу специально подготовленных бойцов в Майами.

Кубинские спецназовцы окружили особняк семейства Баларт, застав охрану врасплох и связав сонных обитателей дома. Мирта, увидев своего двенадцатилетнего сына в руках людей в масках, бросилась спасать ребенка, осыпая налетчиков проклятиями. Ее схватили двое, прикрыли рот массивной ладонью в перчатке и, стараясь не причинить вреда, усадили в кресло.

Главарь злоумышленников монотонно произнес зазубренную наизусть специальную речь:

– Сеньора Диас, с вашим ребенком не случится ничего плохого. В этой стране его пребывание не безопасно. Враги могут использовать его с целью шантажа его отца. В полной безопасности Феделито будет только там, где ему обеспечат надлежащую охрану.

Они исчезли, как ниндзя, озираясь по сторонам и уводя с собой остолбеневшего от страха мальчика.

– Передайте ему, что ему все это не сойдет с рук! – кричала им вдогонку опустошенная своей беспомощностью Мирта. – Он лишил меня всего, чем я дорожила! Моей чести, моего дома, моей веры в людей! Теперь он забрал у меня сына! Зачем он ему, ведь у него есть ребенок от этой потаскухи Ревуэльты! Я проклинаю его! – рыдала она, упав на ступеньки у крыльца. – Господи, я все еще люблю его… Пусть он лишится детей! Пусть лишится ребенка от этой гадины, как он лишил меня Феделито! Пусть все предадут его, как он предал меня! Все! Друзья, союзники, весь народ! Что я говорю?! Господи, прости меня…

* * *

Шло время. Феделито рос. Он получил образование в Советском Союзе и женился на русской девушке. Затем развелся и женился на испанке.

Фидель сделал его министром атомной энергетики. И все вроде бы складывалось хорошо. Одно только… Сын не мог простить отцу того, как он обошелся сего матерью, и однажды Феделито сорвался…

Случилось это в аккурат во время празднования Первомая. Вечеринка удалась на славу. Феделито напился до чертиков и в присутствии мажорной тусовки отпрысков партийной и военной верхушки произнес роковую для своей идущей в гору карьеры речь:

– Он все делал для меня. Он все решал за меня. Где я должен учиться, чем я должен заниматься, на ком я должен жениться… Видите ли, это политическая необходимость. Как же я устал от всего этого! От этой постоянной опеки. Иногда мне кажется, что камера установлена даже в унитазе. Жучки повсюду. Я робот. Он всех хочет сделать роботами! Без воли, без собственного мнения… На Кубе все хорошо! Все бесплатно! А может быть, я хочу заплатить, мне приятно заплатить специалисту за его услугу, отблагодарить человека за его труд. Может быть, я хочу учиться и лечиться за деньги, за свои, честно заработанные деньги.

Он дал мне все, о чем только может мечтать человек. Но это и есть высшая форма эгоизма. Он хочет дарить людям добро, но согласен, чтобы добро принималось только из его рук.

Я безумно люблю его, но я хочу его смерти. – Слезы катились из его глаз. – Я хочу его смерти потому, что только когда он умрет, я увижу свою маму…

Так Фидель потерял своего первенца. Казалось, проклятье Мирты начинало сбываться. Феделито теперь редко общался с отцом. На очереди были предательства самых близких. На очереди была Алина…

Каково это, когда самый близкий человек, не говоря ни слова, бросает тебя? Пережить такое дано не каждому. Фидель испытывал это неоднократно и уже давно бы растратил весь свой жизненный ресурс, который организм приберег для предателей, если б не чувство долга. Он имел только один должок – перед своим народом. Правда, народ думал, что их Фидель давно с ними рассчитался. Фидель так не считал и продолжал выплачивать проценты. Иногда своим здоровьем. Он часто воспринимал, как свою беду, трагедию какого-нибудь простого кубинского гуахиро из глубинки или, как в случае с Хуаном Мигелем, горе безутешного отца, которого никто не счел нужным поставить в известность, когда увозил его чадо за рубеж. Предательство у Данте – страшнейший из грехов, в девятом круге его ада поджариваются именно изменники. Вернемся же к череде наиболее ярких предательств, оставивших самые глубокие зарубки на сердце Фиделя Кастро…

В 1993 году, в труднейшие для страны времена, в период мировой антикоммунистической истерии, он перенес бегство дочери, рожденной обворожительной Нати Ревуэльтой – жемчужиной гаванской богемы.

Тридцатишестилетняя Алина, водрузив на голову несуразный парик и кепку фирмы «Шанель», под чужим именем и с поддельным паспортом покинула родину, пятнадцатилетнюю дочь Мимин и, заодно, собственную совесть.

Отец мог понять ревность обделенной вниманием девочки к своему сводному брату – первенцу Феделито, мог объяснить обиду вечной невостребованности ее кипящей деятельной натуры и ее разноплановых дарований. Мог предположить, что эти дарования сублимировались в бесчисленные сексуальные похождения и незаконную торговлю произведениями искусства. Но простить дочь за предательство было выше его сил.

– Не упоминайте при мне ее имени, – приказал Фидель своему окружению.

Она выпустила книгу. В ней Алина Фернандес представила себя жертвой репрессий и тотальной слежки, но у читателя почему-то не возникало жалости к автору бестселлера, содержание и гонорар которого согласовывались в Лэнгли.

В своем «шедевре» Алина окатила грязью всех, кого знала, – своего отца, окрестив его Лордом Нищеты и Голода; свою подругу, дочь Че Гевары Хильдиту, якобы признавшуюся ей по секрету, что письма ее отца Фиделю и кубинскому народу были подделкой; своего дедушку дона Анхеля, отца Фиделя и Рауля, обвинив его в чрезмерной скупости и бесчеловечности, заставлявшей избавляться от собственных батраков, когда наступало время расчета с ними. Так и есть, скрупулезно выявляя истоки кровожадной натуры диктатора Кастро, она обвинила родного деда, известного своей добротой, в физической расправе над своими наемниками.

Соавторы и «литературные негры» посоветовали начинающей писательнице для пущей правдоподобности выставить напоказ испачканное белье как можно большего количества известных и не очень персонажей новейшей кубинской истории. И тогда она вспомнила про свою прабабушку, уличив донью Домингу в колдовстве. Тут же она искупала в помоях нобелевского лауреата колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса. Оказывается, он, из жалости к ее страданиям и видя притеснения со стороны режима, тайно купил у нее и нелегально вывез с Острова картину знаменитого Вильфредо Ламы «Женщина-лошадь», являющуюся государственным достоянием. Возможно, данный факт контрабанды и имел место, но зачем же сдавать с потрохами почтенного человека с мировой славой, протянувшего руку помощи? Человека, восторгающегося ее отцом, ведь именно Маркес в свое время изрек: «Кастро – утонченный интеллектуал и проницательный мужик».