Принц для Золушки - Барбара Картленд

— Как бы то ни было, ваш брат сегодня покинет Квинз-Форд, и я вас больше не увижу.

После недолгой паузы леди Коддингтон откликнулась:

— Да, нам будет нелегко встретиться. Я ведь тоже уеду из Мадресфилда.

— Без вас мне будет очень скучно.

— Вы в этом уверены?

— Мне трудно выразить, что происходит со мной, когда вы рядом. Если вы уедете, мне кажется, что все погрузится во тьму.

Леди Коддингтон обхватила руками колени, крепко сжала пальцы и чуть слышно промолвила:

— Мне тоже кажется… что я уйду во тьму.

Лорд Фордкомб встал, прошелся по комнате и остановился у окна.

Глядя в сад так, словно он впервые видел деревья, он воскликнул:

— Мне нечего вам предложить!

В отчаянии он умолк, закрыл глаза и остался недвижен. Лишь по нежному запаху духов он догадался, что она подошла и встала у него за спиной.

— Вам известно мое положение, — произнес он. — Вы видели мой дом и знаете, как живут мои дети.

— Но речь идет о вас.

Она произнесла эти слова почти беззвучно.

Он повернулся, и ее поразила тонкость и красота его лица. Однако она тут же почувствовала неловкость и не могла избавиться от ощущения, что он имел в виду совсем иное и она его неправильно поняла.

Леди Коддингтон бросила на него умоляющий взгляд, и он произнес низким и хрипловатым от волнения голосом:

— Что я могу сказать? Я нуждаюсь в вас, стремлюсь к вам. Я люблю вас!

Никакие объяснения им больше не требовались. Леди Коддингтон негромко вскрикнула и бросилась ему в объятья.

Мариота и граф миновали заросшую травой лужайку, обогнули кусты белой и лиловой сирени и очутились в роще.

— Здесь нас никто не найдет, — заверила его Мариота. — А тебе нужно немного передохнуть. Убеждена, доктор Даусон не одобрил бы, что ты весь день на ногах; ты слишком нервничаешь и никак не можешь успокоиться.

— Да, я не могу успокоиться!

Граф решительно, почти грубо сжал Мариоту и целовал до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, — сказал он, — и на нашем пути больше нет никаких преград. Мы должны как можно скорее обвенчаться.

Мариота не успела ему ответить, он вновь поцеловал ее, и, лишь высвободившись из его объятий, она заметила у дерева старую скамью.

— Прошу тебя, сядь, — проговорила она. — У меня самой почему-то подгибаются ноги.

Граф засмеялся и осторожно присел на краешек ветхой с виду, но вполне прочной скамьи.

Он хотел усадить Мариоту рядом, но та, прежде чем сесть, поставила ему под ноги деревянную скамеечку.

— Если твоя сестра приедет сегодня днем, то она наверняка изумится, узнав о нашем решении, — начала Мариота. — Только, умоляю, не говори ей пока о побеге Элизабет.

— Вот почему я считаю, что нам нужно спрятаться, — отозвался граф.

— Я до сих пор не в силах поверить, что все случившееся — правда! И теперь, когда тебе не нужно жениться на Элизабет, ты уверен, что мы станем мужем и женой?

— Почему ты задала столь идиотский вопрос? Тебя по-прежнему что-то тревожит?

— Как ты об этом догадался?

— Я люблю тебя, — ответил граф, — и постоянно слежу за выражением твоих глаз, за каждой твоей интонацией. Мне сейчас так хорошо, что от счастья я готов взлететь в небеса и допрыгнуть до луны, но я знаю: ты от меня что-то скрываешь и эта тайна гнетет твою душу.

Он попытался ее обнять, но Мариота отодвинулась и проговорила:

— Я должна сделать тебе одно признание; возможно, с моей стороны это глупость и непростительная ошибка, ибо вполне вероятно, что ты, узнав правду, перестанешь меня любить и не захочешь на мне жениться.

— Насколько я понимаю, эта тайна мучает тебя с первого дня нашего знакомства, — сказал граф.

— Да.

— Как бы то ни было, открой мне все, — продолжил он. — Даже если ты совершила преступление, я все равно буду тебя любить и женюсь на тебе. Ты моя, Мариота, и ничто не в силах нас разлучить.

— Ты должен меня выслушать.

— Я весь — слух и внимание.

Он поглядел на нее и увидел, что она трясется, как в лихорадке. Ему очень хотелось приободрить любимую, поцеловать в трепещущие губы, побороть страх, застывший в ее глазах.

Он вспомнил о своих прежних романах и сказал себе, что ни разу не испытывал столь сильного и щемящего чувства.

Ни одна женщина не вызывала у него подобного желания и в то же время благоговейного трепета перед ее чистотой и невинностью. Про себя он называл эту любовь духовным откровением. Его покорила не только красота Мариоты, но та доброта, которая, казалось, исходила от нее, словно свет от солнца.

— Ты будешь удивлен, неприятно поражен, возможно, даже разозлишься на меня, — полушепотом начала она. — Я не знаю… с чего начать свой рассказ, ведь мне ужасно стыдно, я просто сгораю от стыда.

— Что же ты сделала, моя несравненная?

Собравшись с духом, Мариота с отчаянием произнесла:

— …Я была с Джереми, когда он в разбойничьей маске остановил карету твоей сестры и отнял у нее деньги.

Отвернувшись от графа, она продолжила, мучительно выдавливая из себя каждое слово:

— Это я выстрелила в тебя из пистолета, когда ты выехал на дорогу. Я заметила, как ты прицелился Джереми в спину, потом твоя лошадь взвилась на дыбы и… сбросила тебя.

Мариота почувствовала, как граф изумленно смотрит на нее.

Помолчав, он спросил:

— На тебе был мужской костюм?

— Да. Джереми сказал, что мне нужно переодеться. Он вынудил меня отправиться с ним. Да я и не могла бы оставить его одного.

Мариоте стало ясно — ее счастью пришел конец. Граф ужаснется, начнет ее презирать, но, главное, не простит ей столь запоздалого раскаяния и навсегда покинет ее.

Сейчас он поднимется, вернется в дом и, не медля ни минуты, уедет из Квинз-Форда.

Она никогда его больше не увидит, ее мечты о счастье превратятся в прах. Ей останется только умереть.

Но граф внезапно громко засмеялся.

Она не поверила своим ушам. Мариота повернулась и увидела, что в глазах возлюбленного пляшут задорные искорки. Да, она не ошиблась, он хохотал и никак не мог остановиться.

Затем граф протянул руку и привлек ее к себе.

— О, моя дорогая, только ты и твоя необыкновенная семья могли додуматься до этого анекдотического разбоя. Фантастическая история! У меня такое впечатление, будто я играю роль в какой-то комедии эпохи Реставраций, и я с трудом убеждаю себя, что это было на самом деле. Я обожаю тебя!