Его жажда - Альбина Яблонская

И тут меня подрезала машина полицейских.

— Стоять! — выскочил коп и схватил меня за руку. — Стать на колени, руки за голову! Вы обвиняетесь в краже! Вы арестованы согласно законам штата Канзас!

На моих запястьях щелкнули браслеты. Корзина с цветами упала на дорогу.

Все пошло наперекосяк. И пускай Марсель не дотянулся до меня в этот раз — были проблемы посерьезнее.

— Куда вы меня тащите?! Это ошибка! Я не собиралась воровать цветы! Это просто ошибка!

— Расскажешь на допросе.

Камилла

Меня упаковали и доставили в участок.

Как преступницу, как жалкую воровку цветов. Это было унизительно. Я должна была ехать в Шервуд, а вместо этого попала на нары. Оказалась в неприятно пахнущем обезьяннике, через стенку с каким-то пьяным рецидивистом.

Это было ужасно — просто катастрофа. Пыталась не привлечь к себе внимания, но вместо этого попала в полицию. Теперь у меня отняли документы, забрали деньги и вообще все, что было в карманах. Конфисковали сумочку и телефон вместе с нею.

Я впервые в жизни находилась в изоляторе. Пока что это просто клетка. Пугающая металлом и безысходностью. Но впереди меня ждал допрос, мне будут задавать вопросы, будут выяснять мою личность. Уверена, они уже это сделали. Там ведь был мой паспорт…

Весь мой план трещал по швам. Я не знала, на что надеяться теперь. Домой возвращаться не хочу — я обязана доехать до пункта назначения. Так что буду молиться. Может, меня пронесет. Выпишут мне просто штраф и отпустят. Возможно, я построю немного глазки, сделаю губы уточкой, слезливо попрошу у офицера прощения. Глядишь и отпустят без лишней волокиты.

Только бы они не прознали, что я жена шерифа. В любой другой ситуации я бы сразу надавила на статус, на фамилию. Но сейчас мне нельзя афишировать данную деталь. Пускай просто думают, что я обычная дурочка. Даже клептоманка, попавшая в Канзас проездом. Мне эта легенда только на руку. Главное, чтобы меня не раскрыли — чтобы никто во мне не узнал супругу техасского копа.

— Эй, да я тебя знаю, — послышалось за спиной.

И у меня от таких слов похолодело в жилах. Только этого мне не хватало.

Я повернулась к соседней камере и увидела мужчину. Неопрятного, слегка бомжеватой внешности. Волосы торчат, заросшее лицо неопределенного возраста. Но эти горящие любопытством глаза — они смотрели прямо на меня. Такое чувство, что он меня знает. А я его — нет. Кто этот тип?

— Меня?

— Ага, тебя.

— Но разве мы… — трясла я головой, — разве мы с вами знакомы?

— Нет, — ответил мужик с таким же жутким взглядом.

И от этой атмосферы мне стало неуютно. Вообще неуютно. Я пятилась к решетке. Слава богу, что он сидел в другой камере — нас разделяли толстые прутья.

— Простите, вы ошиблись. Я вас не знаю. И вообще я… из другого штата. Вы меня, вероятно, с кем-то спутали. Извините, — сглотнула я от напряжения и отвернулась.

Но мужик не прекращал меня тревожить.

— Ты мне кое-кого напоминаешь, красотка. Я тебя знаю. Точно знаю. — Он говорил, а я делала вид, что не слушаю. Заткнула уши пальцами, закрыла глаза. Пыталась игнорировать то, что он говорит. Но слова все равно проникали в сознание. — Я сидел в одной камере с одним уродом… Который обклеил все стены твоей сраной рожей.

Я открыла глаза. У меня в памяти возник эпизод — когда Марсель говорит, будто бредил мной в тюрьме. И якобы даже рисовал мои портреты. Тогда мне показалось это просто красивым приемом, выдумкой. Но теперь я встретила незнакомца — и он говорит мне именно то, что я слышала от Марса.

— Что вы сказали? — смотрела я на мужика и ждала его новых слов. — Вы видели мои портреты?

— Ха-ха-ха… — Он смеялся иронично, с долей ненависти ко мне и всей этой истории. — Тот ублюдок был одержим тобой. Он наделал сотни ксерокопий твоей фотографии из газеты. И эти картинки — они были повсюду. Повсюду…

— Вы уверены, что это была я?

— Это была ты, ублюдина. Твою физиономию запомню на всю жизнь. Как тебя развидеть теперь — если ты красовалась на каждом сантиметре моей камеры в течение трех лет, пока сидел за кражу.

— А человек, который все это делал — растиражировал "мои" фотографии… Кто он? Как его звали?

— Как его звали? — повторил тот тип с ехидным прищуром. — Его звали и зовут Сатаной. Этого ушлепка многие пытались урыть, но он тот еще кремень. Ненавижу! — стиснул он зубы. — Он так обожал тебя, что даже рисовал твою морду на стенах, на штукатурке — он бредил и сходил с ума от этой ахинеи. Покрепче наркоты, я базарю… Он все повторял и повторял, — копался в воспоминаниях мужик, — как сильно хочет тебя трахнуть. Как хочет вернуть тебя обратно. Рассказывал красочно, как он это сделает, когда вернется. Я ненавидел все это дерьмо. И его, и тебя — и всю вашу уебанскую семейку голубков! — мудак плевался злобой, так и мечтал до меня дотянуться, чтобы задушить.

— Почему вас это так бесило? Вы завидовали ему? Эта была зависть?

— Это было отвращение, придурошная! Блядь, однажды я не выдержал и сказал ему, что мне насрать на все это! Я взял и сорвал со стены один их этих мразотных портретиков…

К камерам приблизился дежурный:

— Эй! Потише там! Никаких разговоров!

Наконец настала тишина.

Мы оба молчали — я и тот зек, который сидел вместе с Марсом. Сначала я была рада, что он заткнулся. Но мне не давала покоя его история. Его рассказ. Мне хотелось узнать, чем все закончилось — что он еще хотел сказать?

— И как он на это отреагировал? — спросила я шепотом через несколько минут. — Что он сказал, когда увидел сорванный портрет?

Мудак оглянулся через плечо и ответил одним словом:

— Ничего.

Ничего? Это было странно. Мой Марсель никак не среагировал на такое? Не верю. Может, это не он был вовсе? Вдруг он обознался — мы говорим о разных людях.

— Совсем ничего?

— Он сделал это молча. Без единого слова, — произнес мужик в полголоса. — Зато я все понял и больше никогда так не делал.

Я нарушила свои принципы и тупо уставилась на него. Не могла понять, что он имел в виду.

— Что это значит?

Зек повернул ко мне лицо и широко улыбнулся.

В его верхней челюсти не хватало зубов. Три-четыре — никак не меньше.

— Я еще неделю через трубочку все пил. А есть не мог… Твой гребаный поклонник сломал мне челюсть.

— Господи…

— Ненавижу Марселя Дробински, — трясло того типа. — Что его самого, что его конченую банду отморозков.

— У него есть своя банда?

— У него есть все, идиотка, — хмыкнул пострадавший от рук Марса. — Не было только тебя.