Золотые волки - Рошани Чокши

Северин кивнул.

– Теперь мы знаем, где именно в Доме Ко́ры хранится Глаз Гора. Нам всего лишь нужно получить приглашение.

– Очевидно, этим придется заняться мне.

– Еще мне понадобится список гостей и название частной охранной организации, которую матриарх Дома Ко́ры нанимает для своих мероприятий.

– Считай, что все уже сделано! – сказал Гипнос, хлопнув в ладоши. – Это и есть командная работа? Очень… иерархично.

Он улыбнулся и подмигнул Лайле.

– Ну привет, любовница.

– Бывшая любовница, – ответила она с наигранной нежностью.

Гипнос напоминал ей Энрике, если бы остроумие Энрике подпитывалось шампанским и горьким дымом сигар.

Лицо Северина омрачилось. Его нижняя челюсть дернулась, будто он жевал воображаемую гвоздику, чтобы успокоиться. Он сделал несколько решительных шагов вперед, вставая между Лайлой и Гипносом.

– Мы должны поговорить с глазу на глаз, – сказал он Гипносу. – Завтра я загляну к тебе на чай, так что можешь не приезжать в отель.

Плечи Гипноса опустились, а голос вдруг стал высоким, как у ребенка.

– Но я хочу приехать в отель! – Он усмехнулся и снова заговорил своим обычным тоном: – И я всегда делаю то, что хочу. До завтра.

Гипнос отправил Тристану два воздушных поцелуя, и Тристан изобразил, как топчет их каблуками. Затем Гипнос толкнул Северина и, поклонившись, взял Лайлу за руку.

– Я сохраню тайну твоей личности, Энигма. И пока я не забыл: мне безумно понравился твой костюм. Такой блестящий. Интересно, пойдет ли он мне?

С этими словами Гипнос выскользнул из двери подвала.

Как только он скрылся из виду, Тристан обреченно выдохнул:

– Я не хочу, чтобы он приезжал в отель.

На мгновение лицо Тристана приобрело холодное и даже пугающее выражение. Лайла знала, как он заботится о Северине, но никогда не видела его в таком состоянии. Уже через секунду губы Тристана растянулись в теплой улыбке.

– Мне тоже понравился твой костюм, Лайла, – сказал он, просияв. – Ты выглядела очень хорошо.

Девушка благодарно кивнула ему и посмотрела на Северина. Очевидно, он старательно подбирал свой сегодняшний костюм, что было ему не свойственно. Цвет его шелкового нагрудного платка подходил к серебряному оттенку его шрама. Возле второй пуговицы его рубашки была прикреплена брошка в виде уробороса, которая, по его же словам, нещадно колола его кожу. На ноги он надел потертые туфли, оставшиеся от его покойного отца – патриарха Дома Ванф. У Лайлы защемило в груди. Северин подсознательно выбрал одежду, символизирующую его боль. Она поняла это, потому что делала то же самое каждую ночь, проводя пальцами по шраму на спине и пытаясь прочитать собственное тело. Иногда боль напоминала ей, где она находится… кто она такая… и кем она хотела стать.

Северин посмотрел на нее понимающим взглядом, и она заставила себя улыбнуться.

– Тристан и Гипнос похвалили мой наряд, – сказала она, положив руку на пояс. – Неужели я не получу ни одного комплимента от тебя?

– У меня даже не было времени его рассмотреть, – сказал он с натянутой улыбкой. – Видишь ли, я сосредоточился на том, чтобы не умереть. Это ужасно отвлекающее занятие.

Что бы он ни говорил, Лайла не забыла, как он смотрел на нее вчера. Как неподвижно он стоял. Как его сиреневые глаза потемнели. На нее и до этого засматривались мужчины, но еще ни разу она не чувствовала себя так, как вчера. Она испытала укол болезненного наслаждения от того, что он пожирает ее глазами. Чувства обострились, и на мгновение она явственно ощутила кости под своей кожей, шелк платья, липнущий к ногам, и воздух, нагревшийся от ее частого дыхания. Она ощущала себя живой.

И это ее напугало.

Именно поэтому после той ночи она сказала себе, что это больше не должно повториться. Да, она ощутила себя живой, но это чувство бессмысленно, если через год она перестанет существовать. И все же она помнила.

Она помнила, что первая потянулась к нему. Он же был первым, кто решил положить этому конец.

Лайле пора было уходить.

– Меня уже ждет карета, – сказала она.

На пути к выходу она обернулась и посмотрела на Северина.

– Когда вернешься в «Эдем», постарайся выглядеть хотя бы немного грустным. Ведь если ты был моим любовником, тебя должно было расстроить, что я не просто публично тебя бросила, но еще и выглядела при этом восхитительно.

Лайла покинула комнату, не дожидаясь его реакции.

Энрике упал на свое любимое синее кресло в астрономической комнате. За окном гремела гроза, и шторы с вышитыми созвездиями колыхались на ветру, как лохмотья, оставшиеся от ночного неба.

– Кто-то явно поджидал нас в павильоне.

– Революция, – тихо сказала Зофья.

Энрике поднял на нее удивленный взгляд. Зофья свернулась клубком в кресле напротив него. Как обычно, она жевала спичку.

– Что ты сказала?

– Революция, – повторила она, не глядя на него. – Тот мужчина говорил о революции. О начале нового века. Сенсор должен был оповестить нас о его присутствии, но почему-то не предупредил.

Этот факт волновал и Энрике. Будто мужчина наблюдал за ними откуда-то еще и появился в павильоне уже после того, как они проверили помещение на наличие записывающих устройств, сигнализаций и людей. Но как он попал внутрь? Главный вход и выход были заперты, а все окна – закрыты.

В помещении были только витрины и обтянутая тканью стена.

Зофья раскрыла ладонь, в которой она сжимала золотую цепочку. На ней висел небольшой кулон размером не больше франка. Она поднесла цепочку к лицу и покрутила ее.

– Где ты это взяла?

– Сорвала с его шеи.

Энрике нахмурился. Стрелки больших часов за спиной Зофьи подбирались к полуночи. Их мысли клубились в воздухе над астрономической комнатой. Документы и схемы загромождали все плоские поверхности. С потолка свисали десятки набросков Глаза Гора. Ему казалось, что это такое же ограбление, как и все предыдущие: планирование, операция, дележ трофеев.

Пока незнакомый мужчина не занес над ним нож.

Тогда к Энрике пришло осознание. Кто-то не хочет, чтобы они нашли Глаз Гора, и пойдет на все, чтобы их остановить. Историк достал из нагрудного кармана африканский артефакт. Согласно его исследованиям, раньше тот находился над входом коптской церкви в Северной Африке. Энрике повертел артефакт в руках: он был сделан из меди, а его концы оказались зазубренными. Он провел пальцем по поверхности предмета и нащупал тонкие борозды; разглядеть их не представлялось возможным. На нижней стороне квадрата виднелись следы: они остались после того, как его отделили от подножия статуи Девы Марии. Если верить местным легендам, квадрат начал излучать странное свечение, когда в церковь зашел человек со злым умыслом. Энрике никогда не слышал о предметах, имеющих похожий эффект, не считая вери́та. Возможно, артефакт определил не совсем намерения, а, скорее, наличие оружия у этого мужчины. Жители заметили свечение, задержали его, увидели, что он вооружен, и сделали свои выводы. В конце концов, в каждом суеверии была доля истины.