Изумрудная скрижаль - Ирина Калюжнова

– И всё-таки, мне кажется, – задумчиво сказала Лиза, – что я где-то видела твоего сына раньше, возможно он приходил в нашу шарашку на прошлой неделе по каким-нибудь делам.

– Чем это он тебя так заинтересовал?

– Не он лично, – заторопилась Лиза, стараясь говорить убедительно. Видишь ли в моей профессии, вернее виде деятельности очень важно иметь хорошую память на лица, а желательно также запоминать и имена. Так, что если он действительно приходил к нам или даже ко мне обращался, то, если я его не помню это недостаток профессионализма.

Лизе казалось что её объяснения звучат надумано и могут вызвать подозрения. Она с опаской подняла глаза и даже слегка удивилась поняв что Владимир Захарович принял её объяснения за чистую монету. Сомов никогда особенно не интересовался другими, поэтому интерес Лизы к его сыну, не показался ему странным.

– Можешь мне поверить, это не непрофессионализм, – сказал он насмешливо. – У меня, например, очень плохая память на лица. А имена я вообще не могу запомнить, всегда записываю. И это при том, что я легко запоминаю целые поэмы.

– И это тебе не мешает в твоей работе? – спросила Лиза старательно изображая интерес.

– Нисколько, нужных партнёров я всегда узнаю, а что касается моего сына, то ты его точно не могла видеть на прошлой неделе, потому что Игорь только вчера прилетел из Голландии.

– Из Голландии, что он там делал?

– Понятия не имею.

– А откуда ты знаешь, что он вчера прилетел, если с ним не общаешься.

– Он мне позвонил, когда приехал, я просил его кое-что узнать для меня.

– Значит, ты вчера говорил с ним по телефону и он сказал, что только что прилетел из Голландии?

– Да.

Лиза чувствовала, что её интерес к сыну Сомова выглядит странно, и она постаралась перевести разговор в другое русло. Желательно, чтобы об интересе Лизы к своему сыну он попросту забыл. И для этого есть верное средство.

– Ты обещал почитать мне стихи, посвящённые твоей первой любви, сказала Лиза.

– Но ты же понимаешь, какие стихи мог написать мальчишка, – начал ломаться Сомов. Ему было необыкновенно приятна просьба Лизы. Она помнит всё, что он говорил, даже мимоходом. Её интересует всё, что связано с ним с его стихами.

– Но ты же мне обещал, – требовательно и немного капризно сказала Лиза.

Сомов не помнил такого своего обещания. Но он когда-то говорил ей про такие стихи, это точно. Он начал читать, вспоминая полузабытые слова.

Лиза слушала юношеские стихи, посвящённые первой любви, и думала.

Так, значит у сына Сомова, похожего на убийцу, есть алиби. Правда, не особенно надёжное, но всё-таки алиби. Впрочем, это алиби можно проверить, Конечно, нужно проверить. Она ещё не знает как точно, но проверит обязательно. Эта фирма «Рембрант», которая захватила всю торговлю цветами в городе, безусловно, заинтересована в уничтожении маленькой фирмы «Пеон» Но, возможно, конечная цель состояла в том, чтобы уничтожить не только фирму, но и всех, кто имел к ней отношение. В этом случае, те два парня, с которыми Сеня изображён на фотографии, действительно убиты. А Сеню также было нежелательно оставлять в живых, поскольку именно он финансировал «Пион».

– Лиза невольно прислушивалась к голосу Сомова. Это хорошие стихи, ничего не скажешь. Лиза похвалила их совершенно искренне. И Сомов благодарно впитал в себя похвалу. Лиза была для него бальзамом для души.

Потом, когда они, обнявшись, сидели на балконе Лиза спросила:

– А ваш Ти С тоже кому-то платит…

– Конечно, – ответил Сомов, но не бандитам, а непосредственно администрации.

– Как?

– Есть разные схемы. Зачем тебе всё это?

– В общем не зачем, – легко согласилась Лиза.

И остаток вечера прошёл как обычно.

Алексей Тимофеевич доедал вторую шоколадку, когда улыбающаяся женщина вышла из кабинета колдуньи. Очевидно, консультация подействовала на неё положительно. Алексей Тимофеевич зашёл в кабинет колдуньи Эльвиры с невольным трепетом. Эльвира Степановна довольно полная женщина за шестьдесят излучала ауру, которая неотразимо действовала на всех, даже на друзей, к которым причислял себя Алексей Тимофеевич. Её пышные седые волосы, уложенные в довольно вычурную причёску, оттеняли свежий цвет лица и яркие, никогда не знавшие губной помады, губы. В кабинете колдуньи Эльвиры отсутствовала какая-либо колдовская атрибутика. Никаких свечей, талисманов, оберегов, пучков трав и карт. Конечно всё это у Эльвиры Степановны было, но хранилось в большом в всю стену встроенном шкафу, и использовалось лишь тогда, когда клиент не мог без этого обойтись. Кроме шкафа в кабинете не было ничего, кроме двух мягких кресел, помещённых друг напротив друга. Эльвира Степановна курила, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую на полу, у её ног. Увидев Алексея Тимофеевича, колдунья Эльвира, казалось, не удивилась. Не вставая, она внимательно смерила его взглядом, и Алексею Тимофеевичу показалось, что она не только точно знает, всё что произошло, но и почти точно определила будущее. Продолжая неторопливо курить, Эльвира Степановна произнесла утвердительно.

– Ну что, Лёша, влип.

Ни от кого другого не потерпел бы такого заявления, но Эльвира, конечно, другое дело. Она, безусловно, не имела желания никого обидеть, а просто утверждала то, что очевидно. Он ведь действительно влип, а то, что она могла увидеть ситуацию лучше его, Алексей Тимофеевич не сомневался. Поэтому он ничего не ответил, а просто кивнул. Эльвира Степановна взглядом указала на кресло напротив себя. Алексей Тимофеевич сел и начал рассказывать по порядку всё сначала. Когда он закончил свой рассказ, Эльвира Степановна молча докурила сигарету, раздавила окурок в пепельнице и сказала.

– Всё понятно. То, что сёйчас происходит с твоей клиенткой, это катарсис.

– Катарсис, – повторил Алексей Тимофеевич обалдело, – какой ещё катарсис?

– Катарсис, – как ты должен знать, Лёша, – произнесла Эльвира Степановна назидательно, – означает «очищение» и обычно под ним понимают вид психологической защиты, приводящей к изменению объекта защиты., с целью изменения травмирующего фактора.

– Изменения травмирующего фактора, – только и мог повторить Алексей Тимофеевич. Насколько он помнил, Эльвира Степановна никогда не говорила ничего подобного, она вообще избегала наукообразных фраз, считая их уделом шарлатанов. Сейчас её тон звучал, как напоминание профессору математики таблицы умножения.

– Именно изменение, – , подтвердила Эльвира Степановна, хотя в данном случае, я думаю, имеет место перенос.

– Какой перенос?

– Психологический. Видишь ли, твоей клиентке нужно совсем не то, что она заказала.

– Это возможно, – согласился Алексей Тимофеевич. Сейчас, конечно, не время говорить об этом, но то, что Лизе нужно не то, что она заказала, он знает и без Эльвиры. Но разве нам дано знать, что кому нужно? Тех из своих коллег, которые точно определяли потребности клиента, Алексей Тимофеевич всегда считал шарлатанами.