Время черной звезды - Татьяна Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не очень.
– Вероника, мы договорились, что я исполню любое твое желание. Любое. И что же ты пожелала? Связать мне руки. – При виде скептической улыбки, искривившей его красивые губы, она ощутила новое и необычайно жгучее желание – влепить ему пощечину. – Причем сделала это, чуть ли не извиняясь и почти предлагая избавиться от пут за считаные секунды. – Он сердито фыркнул. – Давай, моя дорогая, наберись смелости и признайся, что же в действительности ты хочешь сделать со мной.
Лицо ее загорелось. Как будто она была девочкой-подростком, пойманной за рукоблудием. Откуда этот негодяй… Телепат паршивый! Так что, набраться смелости? Видимо, да. Иначе эта несносная улыбочка будет сопровождать всякое воспоминание о сегодняшнем дне.
Лежа на боку в непринужденной позе, согнув в колене одну ногу и вытянув другую, Деметриос не сводил с нее внимательных глаз. Ника понимала, что ему любопытна ее внутренняя борьба, может быть, даже очень любопытна, но также он преследует собственные загадочные цели и надеется на ее сотрудничество. Обретение тела… Похоже, назад дороги нет.
Она кашлянула. Уставилась на него яростно и смятенно.
Он ободряюще улыбнулся…
– В этом доме есть веревка? – спросила Ника, сделав все возможное для того, чтобы вопрос прозвучал буднично и деловито, как, например, «в этом доме есть кастрюля?».
– Да, – отозвался Деметриос. – На кухне, в шкафчике. Правая нижняя дверца.
– А нож? Ну… острый.
С удовольствием она отметила, что глаза его чуть расширились. Общая непринужденность сменилась готовностью… к чему?
– В кармане моей куртки.
Нож ей понравился. Клинок около пятнадцати сантиметров длиной, рукоятка чуть короче. Он удобно лег в руку, и Ника восхищенно вздохнула.
– Хороший. Из чего он сделан?
– Клинок? Дамасская сталь.
– Ты не спросишь, зачем он мне нужен?
Деметриос покачал головой:
– Нет.
Правильно. Она и сама не знала, чего ей хочется больше: чтобы он допустил ошибку или чтобы оставался столь же безупречен.
– Но научу тебя связывать руки правильно. Смотри. – Он высвободил сначала правую руку, потом левую, сел на кровати, поджав под себя ноги, и погладил пальцами кожаную змею. – Если хочешь связать брючным ремнем, складываешь ремень вдвое, при этом шероховатые поверхности должны соприкасаться. Вдеваешь в отверстие пряжки сверху. Расширяешь петлю… Протяни руки! Не бойся. – Ника протянула вперед обе руки со сжатыми инстинктивно кулаками. – Накидываешь петлю и затягиваешь, вращая конец ремня так, чтобы он не перекрывал отверстие пряжки. Все понятно?
– Да.
Деметриос ослабил и распустил петлю. Передал ремень Нике.
– Выполняй.
– Бывший офицер, да? Я угадала? – Сложив ремень, как он только что показал, Ника накинула петлю на подставленные, сложенные вместе кисти его рук и затянула. – Привык отдавать приказы. – Затянула сильнее. – Терпеть не могу альфа-самцов.
– Да неужели?
Минуту длился поединок взглядов. За это время Ника с удивлением и облегчением обнаружила, что больше не боится показаться глупой или смешной. Все началось как банальное «девочка заказывает, мальчик исполняет», но по ходу дела Деметриос перехватил инициативу, в результате чего игра сделалась интригующей и азартной – ровно в той степени, чтобы происходящее и воспринималось участниками именно как игра, а не как пошлая интимная сцена.
– Руки за спиной ремнем связываешь точно так же. Двойной нерастягивающейся петлей. Кисти рук партнера или противника при этом могут быть либо скрещены, либо расположены одна над другой, либо прижаты одна к другой тыльными сторонами. – Он продемонстрировал все положения поочередно после того, как Ника сняла ременную петлю. – Ты нашла веревку?
– Я нашла кое-что получше.
Перед ним на одеяло шлепнулся смотанный в кольцо кусок гибкого электрического провода.
– Неплохо! Что дальше?
– Дальше, – заговорила Ника, глядя ему прямо в глаза, – ты отдашь свое тело в чужие руки, в мои руки. Я буду делать все, что мне заблагорассудится, и ты не сможешь остановить меня, даже если захочешь. А потом… потом мы с тобой поменяемся ролями.
– Годится.
И следующие полчаса или, может, час смуглое тело воина-жреца принадлежало ей безраздельно. Она убедилась, что в ее власти заставить это тело корчиться, извиваться, выгибаться… стонать от боли и от удовольствия… каменеть от напряжения и расслабляться до состояния водоросли. Несколько раз ее охватывало ощущение невозможности, нереальности мира, в котором они оказались – «не может быть», «все это не по правде», «разбудите меня, я сплю», – но взгляд цеплялся за простой предмет вроде золотого колечка в мочке левого уха простертого на кровати мужчины, и абсурд становился переносимым, его удавалось, пусть не в полной мере, но принять.
Прошло довольно много времени, прежде чем воин, или жрец, или хозяин авторемонтной мастерской, совмещенной с прокатом, вернулся из путешествия по внутреннему космосу. Усталый и задумчивый, сейчас он выглядел особенно сексуальным. Брови и ресницы повлажнели от выступившего пота, стали еще более темными и блестящими. Черты лица заострились. Он лежал на спине, чуть запрокинув голову, и молча смотрел в пространство перед собой.
– Получилось? – спросила шепотом Ника, осторожно поглаживая его согнутым указательным пальцем по щеке.
– Да, – также шепотом отозвался Деметриос. – Кажется, впервые.
Они переглянулись, как заговорщики.
– И о чем же ты думаешь сейчас?
– Пытаюсь утрясти все это в голове.
– Включи звук, пожалуйста. Мы партнеры или нет?
– О’кей, партнер, включаю. Так вот. – Он набрал в грудь побольше воздуха и покосился на Нику, точно проверяя, внимательно ли она слушает. – Современный человек, такой как ты и я, настолько захвачен, порабощен «культурой», что уже не обладает телом как таковым. «Культура» словно бы создает вокруг него оболочку, функционирующую в соответствии с внедренными в мозг программами. Оболочка эта ежедневно подает сигналы удовольствия-неудовольствия, комфорта-дискомфорта, означающие, что тело в порядке либо не в порядке, и если «да», человек живет своей обычной жизнью, а если «нет», обращается к врачам, «специалистам по ремонту и наладке оборудования». Непосредственный контакт с телом утрачен или нарушен. Все, что имеет так называемый цивилизованный человек, это знание о собственном теле как объекте, представляющем его перед другими людьми.
Его слова мало-помалу погружали ее в транс. Она уже догадывалась, каким будет продолжение.
– И вот однажды он решает взломать эту оболочку, прорваться к собственному телу, ощутить себя как полноценное живое существо. Одна из возможностей совершить такой прорыв – отдать себя в чужие руки. Не только умереть для того, чтобы воскреснуть, тем самым утвердив победу над смертью, но и принять безоговорочно любое проявление воли Другого. Именно это, если вдуматься, делают все страдающие, умирающие и воскресающие боги: Осирис, Таммуз, Дионис, Христос. Это не готовность подчиниться власть имеющему, господину, уклониться от принятия решения, переложить ответственность. Напротив, это предельная степень риска, сознательная передача контроля над собственным телом другому человеку с тем, чтобы он взял на себя выполнение всех культурных функций, освободив от них экспериментатора. Представь: тебе больше не нужно контролировать свое тело (или то, что ты привыкла называть телом), расшифровывать подаваемые им сигналы, принимать неотложные меры для изменения его состояния. Ты можешь целиком отдаться чисто физическим ощущениям, стать плотью и кровью, в которых пульсирует жизнь.