Братья Стругацкие - Геннадий Прашкевич

Большое везение для русской фантастики — что ранние произведения Аркадия Натановича не публиковали. Не взяли «Четвертое царство», и очень хорошо! Если бы на пути в «твердую НФ» Стругацкие не встретили особых препятствий, если бы они вошли в советскую фантастическую литературу, как нож в масло, не испытывая никакого сопротивления, возможно, у них не возникло бы позднее желания перемениться, встать на совсем другой, звездный маршрут.

Да, начало 60-х — это уже другие Стругацкие.

Они полны надежд, планов, они окружены друзьями.

У них многое получается. Собственно, у них всё получается.

А еще к концу 1963 года они заканчивают повесть «Далекая Радуга» — полную чудесного света, внутреннего горения, высокого восторга перед человеческими возможностями, перед человеческим духом, сломить который невозможно.

В «Далекой Радуге» братья Стругацкие еще иногда объясняют «научную» часть текста, но видно, хорошо видно, как им не хочется этого делать. «Он (Роберт Скляров, один из героев. — Д. В., Г. П.) вспомнил, как еще в школе поразила его эта задача: мгновенная переброска материальных тел через пропасти пространства. Эта задача была поставлена вопреки всему, вопреки всем сложившимся представлениям об абсолютном пространстве, о пространстве-времени, о каппа-пространстве… Тогда это называли „проколом Римановой складки“. Потом „гиперпросачиванием“, „сигма-просачиванием“, „нуль-сверткой“ и, наконец, нуль-транспортировкой или, коротко, „нуль-Т“. „Нуль-Т-установка“. „Нуль-Т-проблематика“. „Нуль-Т-испытатель“. Нуль-физик. „Где вы работаете?“ — „Я нуль-физик“. Изумленно-восхищенный взгляд. „Слушайте, расскажите, пожалуйста, что это такое — нуль-физика? Я никак не могу понять“. — „Я тоже“».

У Стругацких появляются принципиально необычные герои, вроде киборга Камилла, который может умирать, много раз умирать, иногда он даже хотел бы умереть, но всегда остается живым.

«— Как дела на том свете? — спросил Горбовский.

— Там темно, — сказал Камилл. — Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз было очень больно.

— Трижды, — повторил Горбовский. — Рекорд. — Он посмотрел на Камилла. — Камилл, скажите мне правду. Я никак не могу понять. Вы человек? Не стесняйтесь. Я уже никому не успею рассказать.

Камилл подумал.

— Не знаю, — сказал он. — Я последний из Чертовой Дюжины. Опыт не удался, Леонид. Вместо состояния „хочешь, но не можешь“ состояние „можешь, но не хочешь“. Это невыносимо тоскливо — мочь и не хотеть.

Горбовский слушал, закрыв глаза.

— Да, я понимаю, — проговорил он. — Мочь и не хотеть — это от машины. А тоскливо — это от человека.

— Вы ничего не понимаете, — сказал Камилл. — Вы любите мечтать иногда о мудрости патриархов, у которых нет ни желаний, ни чувств, ни даже ощущений. Бесплотный разум. Мозг-дальтоник. Великий Логик. Логические методы требуют абсолютной сосредоточенности. Для того чтобы что-нибудь сделать в науке, приходится днем и ночью думать об одном и том же, читать об одном и том же, говорить об одном и том же… А куда уйдешь от своей психической призмы? От врожденной способности чувствовать… Ведь нужно любить, нужно читать о любви, нужны зеленые холмы, музыка, картины, неудовлетворенность, страх, зависть… Вы пытаетесь ограничить себя — и теряете огромный кусок счастья. И вы прекрасно сознаете, что вы его теряете. И тогда, чтобы вытравить в себе это сознание и прекратить мучительную раздвоенность, вы оскопляете себя. Вы отрываете от себя всю эмоциональную половину человечьего и оставляете только одну реакцию на окружающий мир — сомнение. „Подвергай сомнению!“ — Камилл помолчал. — И тогда вас ожидает одиночество. — Со страшной тоской он глядел на вечернее море, на холодеющий пляж, на пустые шезлонги, отбрасывающие странную тройную тень. — Одиночество… — повторил он. — Вы всегда уходили от меня, люди. Я всегда был лишним, назойливым и непонятным чудаком. И сейчас вы тоже уйдете. А я останусь один. Сегодня ночью я воскресну в четвертый раз, один, на мертвой планете, заваленной пеплом и снегом».

Радуга — планета физиков. Здесь всё подчинено их экспериментам. Это мир, где слова «вертикальный прогресс» действительно воплощаются в жизнь. Радуга — «фронтир» мира Полдня, открытого Стругацкими в повести «Возвращение». Тут находится его передовая, тут собрались лучшие люди, тут ведутся дебаты о будущем, о науке, о культуре. Лихорадка творческого поиска во имя торжества истины стала здесь бытовым явлением. Однако, даже объединив все силы, использовав новейшую технику, ученые Радуги не могут остановить загадочную Волну. Вызванная научными экспериментами, она уничтожает всё, созданное людьми. В итоге лучшая часть Полуденной ойкумены оказывается перед лицом неминуемой гибели, и для нее наступает момент истины. В сущности, человек Полдня на страницах повести Стругацких сдает самый сложный этический экзамен: очень немногое можно эвакуировать на единственном небольшом звездолете, посетившем планету; надо быстро и точно выбрать то, что достойно спасения… Подавляющее большинство людей и почти все, созданное их многолетним трудом, обречено. Ученые готовы ценой собственных жизней сберечь результаты экспериментов, но в конечном итоге все они сходятся на единственном варианте — самом добром, а значит, самом правильном: эвакуировать детей! Останутся живы дети — всё продолжится.

Высокая, рациональная, осознанная жертвенность.

Только два человека, подчиняясь необузданным чувствам — материнскому инстинкту и страстной любви, ведут себя эгоистично. Эти двое выбиваются из общего благородного бескорыстия, ставшего нормой для землян. Они представлены авторами как живые осколки давнего прошлого: это люди из мира, еще не достигшего того состояния, когда вся цивилизация залита холодноватым, но ярким свечением ratio. В обществе Полдня они представляют собой вопиющий анахронизм. Но их присутствие (в повести) более чем оправдано: оно придает благородству нормальных людей Полдня еще больший блеск.

Повесть наполнена пафосом трагизма. Ее можно было бы назвать «Оптимистической трагедией XXII века». Целая планета находится на грани гибели, но даже ледяная тень смерти не превращает землян будущего в трусов, мерзавцев, эгоистов…

Что чувствовали сотни тысяч читателей повести?

Восторг! В таком обществе хочется жить!

Вернее, уже сейчас хочется жить так, чтобы общество Полдня когда-нибудь наступило. Планетарная катастрофа, как ни парадоксально, утверждала надежду людей на лучшее будущее.

Работать! Вот лозунг обитателей Далекой Радуги.

Всегда работать! Вот лозунг писателей братьев Стругацких. Они энергично ищут новые сюжеты, новые повороты, они ищут новых героев и новые технические (литературные) приемы. Они полны интереса к окружающим. Именно в эти годы работа сводит их с самыми разными людьми, которые надолго станут их друзьями.

Один из близких друзей Стругацкого-старшего, журналист Мариан Ткачев, позже вспоминал: «Я — человек, выросший в Одессе, где встречают, принимают и провожают по одежке, изумился, увидав человека, который, имея на своем теле ковбойку и заурядные отечественные брюки, выглядел по-дворянски. Точно такое же впечатление произвел он и в не бог весть каких джинсах, трикотажной рубашке цвета хаки и куцей непромокаемой куртке, окраской напоминавшей только что вылупившегося цыпленка (тут я, правда, вспомнил: на Дальнем Востоке желтый цвет — императорский)…»