Желания - Ирэн Фрэн

Рут вздохнула, вложив в этот вздох и приезд Юдит, и неожиданное приглашение Командора, и спор между матерью и дочерью, и разбитое блюдо, если только его не расколотила сама Юдит, решившая внезапно вернуться, узнав о празднике на «Дезираде». Тренди разозлился. Пока на «Светозарной» происходили такие важные события, он философствовал с Корнеллом. Рут и сама, похоже, была застигнута врасплох. Она выглядела подавленной, даже не поднимала головы. Кропотливо и осторожно она собирала в бумагу кусочки фаянса. Наконец встала и досадливо тряхнула головой, отчего прическа ее рассыпалась и сдерживаемый шпильками пучок раскрутился, волосы упали на лицо. Тренди захотелось утешить ее, но как? Он не знал, что сказать. Рут пожала плечами, затем, как и всякий раз, когда пыталась овладеть собой, медленно провела рукой по медному краю камина, словно сметая невидимую пыль.

— Слышите? — наконец проговорила она, кивнув на лестницу.

Тренди прислушался и уловил какой-то странный звук.

— Она шьет платье! — воскликнула Рут и усмехнулась сквозь слезы.

Теперь вздохнул Тренди. Звук этот действительно издавала старая швейная машинка.

— Она переживает трудный возраст, — пробормотал он.

Фраза прозвучала нелепо. Он понял это и пытался как-то исправиться. Однако Рут не обратила на это внимания, занятая прической.

— Вы пойдете с нами? — спросила она.

Ее голос больше не дрожал, остались только слезы в глазах. Они поужинали. Корнелл в этот вечер не пришел — он предупредил, что займется своими книгами. Рут и Тренди разговаривали, играли в свою обычную игру ложного равнодушия, комедию безразличия. Ни разу не упомянув ни «Дезираду», ни Юдит. Ночью Тренди спал плохо, до самого рассвета прислушиваясь к звукам швейной машинки.

Командор предупредил через Сириуса, что ужин будет ранний, в узком кругу. Констанция фон Крузенбург отдыхает и петь не намерена. К тому же она запретила говорить о музыке. Корнелл же воспользовался этим, чтобы отклонить приглашение.

— Думаю, дело в том, что Малколму просто не понравился Командор. Их ночи… как бы сказать, ночи делают их врагами. Малколм любит уединение, наш сосед предпочитает праздники… — говорила Рут Тренди, когда они сидели в гостиной у камина, ожидая Юдит.

Однако Тренди слушал ее вполуха. Рут сказала, что на ужине будет Анна Лувуа. Как уживутся вместе эти четыре женщины — Рут, Анна, Юдит и Крузенбург? — размышлял он. Каждая из них по-своему привлекательна. Разумеется, он предпочел бы Юдит, но она так непредсказуема, да и хочет ли она его еще? Но больше всего Тренди боялся оказаться лицом к лицу с инквизиторским взглядом Сириуса и не менее безжалостным взором Командора, который мог спросить, почему он так неожиданно исчез тем вечером вместе с Анной. Что ему ответить? Благоразумие подсказывало Тренди не ходить на «Дезираду». Но там будет Юдит. Ему хотелось увидеть ее, следовать за ней, участвовать в тех же приключениях, что и она, даже если ему придется выслушать уйму оскорблений.

Она все не выходила. Тренди поминутно прислушивался, ожидая, что вот-вот она появится на лестнице. Наконец ему это надоело, и он заставил себя думать о последней главе своей диссертации, посвященной особенно тяжелой деформации четвертого позвонка лепадогастера. Но его усилия были напрасными. Через минуту он уже вновь думал только о том, что Юдит вот-вот толкнет дверь, войдет в гостиную в сшитом ею платье — что за платье, да и вообще носила ли она когда-нибудь платья? — подойдет к камину, скажет ему — или не скажет — «Тренди, как давно я тебя не видела!» — и бросится к нему в объятия. А может, она не придет. Опять придумает что-нибудь, зашвырнет платье подальше, изрежет его ножницами, напялит на себя что-нибудь и умчится в ночь на своем мопеде. Чтобы рисовать. Или еще бог знает зачем. Снова сядет на поезд до Парижа. Или до какого-нибудь другого места. Чтобы умереть. И почему бы ей не умереть после всего, что случилось? Тренди будет сильно страдать, а потом утешится. И в конце концов решит, что она никогда не существовала. Что она была всего лишь сном, кошмаром, а теперь он проснулся.

Нетерпение, ярость, ревность охватили Тренди словно огнем, в голове у него застучало. Чтоб она умерла! Сгорела в огне! Огонь гаснет от другого огня. В камине брызнули искрами раскаленные угли, потрещали, еще несколько секунд потеплились, а затем потемнели. Медные каминные щипцы испачкали Тренди руки, пепел оседал на брюках из чесучи. Но Тренди этого не замечал. Если Юдит не воспользуется духами, он услышит ее, только когда она будет совсем рядом.

Она вошла на цыпочках, уверенная в себе, со злорадной улыбкой. Следом появилась Рут, но Тренди ее не видел. Когда он повернулся, у него была только одна мысль: в платье она еще красивее! Оно было сшито по последней моде: черный лиф, юбка с большими складками и трогательные детали — отделанная искусственным жемчугом горловина и вышитая петлица, как на платье женщины с картины «Благовещение». Волосы Юдит убрала под черную сетку. На мгновение она, похоже, смягчилась. Тренди хотел было поприветствовать ее, сказать комплимент, но застеснялся и покраснел. Его замешательство, видимо, не понравилось Юдит, она обернулась к матери и бросила ей холодным тоном, так не вязавшимся с изысканностью туалета:

— Мы идем?

Рут была бледна. Она надела красный английский шелковый костюм, который вовсе не шел ей. Рядом с дочерью она уже не выглядела моложавой. Не говоря ни слова, Юдит схватила свой плащ и направилась к выходу, по пути гася одну за другой лампы. Погасив последнюю лампу, Юдит закрыла дверь. Но прежде чем отдать ключ матери, она нашла в темноте руку Тренди и сжала ее.

— У тебя температура, — шепнул Тренди, почувствовав ее горячую руку.

В темноте он угадал ее упрямый взгляд. Они прошли через калитку. Рут уже была далеко впереди.

— Ты видел мои картины, — сказала Юдит. — Я знаю, ты ходил туда.

— Ты мне не запрещала.

— Это запрещено. В любом случае ты только потерял время. Там нет лиц.

Юдит говорила по-детски, но таким жестким тоном, что Тренди похолодел. Она больше не произнесла ни слова. Только когда они подошли к воротам «Дезирады», Юдит проговорила, словно все обдумав и приняв решение:

— Лица я найду сегодня вечером.

Она оставила его, чтобы присоединиться к матери, ожидавшей их перед крыльцом.

Тренди только пожал плечами. Он был убежден, что Юдит уже сделала выбор. Чернокрылый ангел мог быть только Командором. К тому же в стародавние времена в церквях было много картин, на которых мрачных созданий, похожих на этого мужчину, повергали наземь отважные молодые люди, — попытался подбодрить он себя.

Сегодня, когда дом наполняла тишина, двор опустел от автомобилей, а окна освещал электрический свет, «Дезирада» не казалась Тренди такой привлекательной. Дверь открыла все та же пара азиатов. Рут, Юдит и Тренди поднялись вслед за ними по лестнице, украшенной рогами единорога, прошли по галерее с витражами и зеркалами. Ничего не изменилось, только флаконы с духами на столиках были почему-то открыты. Редкие ароматы смешивались причудливым образом. Тренди вспомнил слова Корнелла: здесь все устроено, чтобы поразить гостя. Позади него Юдит замедляла шаг, иногда останавливалась, и это его раздражало. Но как ей объяснить? Здесь не место для разговоров, к тому же, скорее всего, она снова ответила бы ему по-ребячески и резко, и безапелляционно.