Виновата тайна - Наталья Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тебя предупредила, Савина, – теряя терпение, процедила Ерчева. – С этой минуты ты у меня на контроле. И только попробуй что-нибудь выкинуть. Сразу из школы вылетишь.
– Как страшно, – усмехнулась Ленка. – Но должна тебя огорчить, я об этом только и мечтаю.
– Идёмте, девочки, – Алина вздёрнула подбородок.
– Да уж, избавьте мои уши от непосильной нагрузки, – вдогонку разбредающимся по классу девчонкам сказала Ленка.
Конечно же, они не ответили. Только преувеличенно громко стали обсуждать свои дела. Ленка открыла учебник и принялась рассматривать буквы. Букв было много, и они были чёрными. Даже удивительно было, что она раньше не замечала эту черноту Из каждого буквенного силуэта просвечивала бездна.
– Ленка, хочешь бублик? – Гот, невесть когда вернувшись, топтался рядом, вертя на пальце бублик.
– Отвали.
– А хочешь, я за яблоком сбегаю?
– Вересов, не стой над душой, а? Сядь на место.
Гот послушно сел.
– Слушай, Лен…
– Помолчи, а? И без тебя тошно.
Вересов тяжело вздохнул, с трудом перенеся наглое затыкание рта, но всё же смирился и не издал ни звука.
А бездна за буквами манила. Ленка вглядывалась в неё, ощущая бесконечность холодной, сухой пустоты. И Русалка, как-то незаметно появившаяся, очень вписалась в эту беспросветность своим чёрным пончо. Чернота окружала со всех сторон. И только у гота празднично отсвечивала серебром. Он похож на новогоднюю ёлку, подумала вдруг Ленка, только в монохроме.
Урок закончился так неожиданно, что Ленка удивилась. Ей показалось, что прошло минут десять. Покидав вещи в рюкзак, она вышла в коридор.
– Ты забыла.
Голос, от которого кровь ударила в щеки. Она порывисто обернулась. Олег протягивал её тетрадь, усиленно разглядывая что-то на полу.
– Спасибо, – взяла тетрадь, мучительно понимая, что вот сейчас ей нужно объяснить ему всё, но слова не находились.
– Ага, – он кивнул и зашагал к лестнице.
– Олег, – тихо позвала Ленка.
У него слегка дрогнули плечи, но он не остановился. И не оглянулся.
А у двери кабинета, картинно опершись о косяк, победно улыбалась Ерчева. Ленка с трудом удержалась, чтобы не запустить в неё чем-нибудь тяжёлым. Даже представила, сколько будет визгу, если попадёт в цель. И невольно усмехнулась.
Алина впала в ступор, разглядывая необъяснимую Ленкину радость и на всякий случай свёртывая победное ликование. Скосила глаза на своё платье – в ужасе, что с её одеждой что-то не так. Ленка тут же подыграла и чуточку покачала головой, указуя взглядом куда-то на подол. Ерчева запаниковала и сбежала в туалет. Искать несовершенство.
Блондинчик в окантовке скучающих качков величественно проплыл мимо, мурлыкая по мобильному. И вдруг вернулся, отечески взяв за локоть, шепнул на ухо:
– Детка, прайс одобряю. Жаль, что ты не в моём вкусе.
– Отвали, – дёрнулась Ленка, пытаясь вырваться, но Алекс держал крепко.
– Но могу посодействовать, – он многозначительно заполоскал бровями. – Хочешь?
– Это ты-то? От горшка два вершка, а уже в сутенёры метишь? Я с мелкотой дел не имею. Понял или по буквам расшифровать?
– Какой темперамент, – он расплылся в улыбке, являя миру идеально отбрекетированные зубы. – А ты мне всё больше нравишься. Только заруби себе на носу: в мою сторону максимум уважения. Поняла? Тогда всё будет окейно и шоколадно.
– Не будет, – отчётливо ухмыльнулась Ленка. – За твои шоколадки папочка платит, а у тебя за душой и гроша ломаного нет.
Троицкий сморщился совсем как химичка, уставшая от непроходимой тупости учеников, но тут же посветлел лицом, явно придумав что-то неоптимистичное.
– Детка, – в предвкушении забавы его голос стал отвратительно ласковым. – Пора заняться твоим воспитанием.
– А силёнок хватит? Или своих качков позовёшь?
– Ого, мы намекаем на групповушку?
– Фу, Троицкий. Нельзя же так громко признаваться в сексуальных предпочтениях. А вдруг я проболтаюсь?
– Это угроза? – удивился Алекс.
– Тебе решать.
Троицкий разжал пальцы и отодвинулся, разглядывая Ленку, словно на её месте вдруг появился страшно неудобный и колючий кактус.
– Савина, – запыхавшись, возник рядом Вересов, – тебя Русалка зовёт. Очень срочно.
– Жаль, а мы только разговорились, – блондинчик задумчиво принялся поправлять и без того идеально уложенную чёлку. – Ладно, иди. Позже поговорим.
Гот целеустремлённо потащил Ленку вперёд. И, только когда они забрели в спортзал, Ленка недоуменно остановилась.
– Вересов, здесь же никого нет.
– Русалка тебя не звала, – он принялся стряхивать с пиджака пылинки и делал это с большим старанием. – Это я так, чтобы Алекс отстал.
– Премного благодарна за заботу.
– Яблоко хочешь? – Он вытащил из сумки небольшое зелёное яблоко и протянул Ленке.
– Да отстань ты со своим яблоком! – рявкнула она. – Я сама справлюсь. И не надо за мной ходить. Понял?!
– Понял. Исправлюсь, – дурашливо закивал он и хрустко куснул яблоко. – А на урок можно пойти?
– Да пошёл ты, – отмахнулась Ленка.
– Сударыня, вы очень добры, – прошепелявил Вересов. – Буду щастлив сидеть с вами в одном классе.
Ленка, обрывая дальнейшую дискуссию, побрела к кабинету алгебры. Мучительно хотелось поговорить с Дашкой. Даже не столько поговорить, сколько просто услышать её голос. Её смех.
Она так углубилась в созерцание своего несчастья, что уроки тихо прошуршали где-то за чертой восприятия, сливаясь в один неоформленный комок. Реплики одноклассников с похабными намёками больно царапали, но Ленка делала вид, что ничего не слышит.
Дома, забившись в ванную, она приготовилась поплакать. Но слёз не было. Промаявшись на холодном полу с полчаса, Ленка побрела на кухню. Открыла холодильник. Порассматривала заботливо упакованные в плёнку тарелки с едой. Есть не хотелось категорически. Но для успокоения родительницы нужно было что-нибудь в себя втолкнуть.
Тяжкие размышления прервал звонок в дверь. Ленка вышла в прихожую и с подозрением уставилась на домофон. Тут явно просматривалось нарушение очерёдности: именно он сначала должен был заявить о себе, а уж потом все остальные сигнальные системы.
С той стороны деликатно тренькнуло ещё раз.
– Кто там? – хмуро поинтересовалась Ленка.
– Вересов, сударыня. Собственной персоной.
Ленка так изумилась, что открыла дверь, сразу же попадая в сияние буратинской улыбки.
– Чего надо, Вересов?