Черный телефон - Джо Хилл

Толстяк судья оборачивается на крик, смешно подпрыгнув вверх на целый фут, и грозно тычет пальцем в сторону боковой линии, изгоняя отца. Тот швыряет бейсболку в пыль и большими прыжками несется обратно к дому.

По взъерошенной прическе отца сразу видно – разъярен. Шесть иннингов он прятал шевелюру под бейсболкой, а теперь взмокшие от пота волосы торчат в разные стороны. Порывы ветра, гуляющие по Детройту, довершают дело: с одной стороны волосы прилизаны, а с другой – встали дыбом, словно отец лег спать с влажной после душа головой. Мокрые пряди прилипли к загорелой шее. Папа срывается на крик, и его лохмы гневно топорщатся.

– О господи, только посмотрите на него, – вздыхает Мэнди.

– Вижу, – откликается мама, – еще один эффектный кадр с Эрни Фельцем для нарезки лучших эпизодов матча.

Уэлки скрещивает руки на груди. Он уже все сказал и теперь лишь прожигает отца взглядом прищуренных глазок. Отец пинает землю носком кроссовки. Коминс снова втискивается между противниками, однако папа вновь бьет ногой по кочке, швыряя в судью комья земли, срывает с себя куртку и бросает ее наземь. Теперь он пинает свою куртку, добивая ее до линии третьей базы, потом поднимает и кидает ее в сторону дальней части поля. Неважно, что куртка пролетает лишь пару футов. Несколько игроков команды «Тигров» собираются в круге подачи. Игрок второй базы зажимает перчаткой рот, чтобы папа не заметил его ухмылку, и оборачивается к группе отдыхающих партнеров. Его плечи трясутся от смеха.

У стенок скамейки запасных выстроены три штабеля стаканчиков для энергетика, и папа одним взмахом руки разбивает эти башенки, разбрасывая стаканы по полю. Сумки-холодильники с напитками он не трогает – ребятам после игры захочется пить, – зато швыряет в игровую зону бейсбольный шлем, и тот докатывается по траве аж до третьей базы. Отец вне себя: кричит что-то в сторону Коминса и Уэлки, вылетает со скамейки запасных и убегает со стадиона. Нет, не убегает – он вновь появляется на самом верху лестницы, словно чудак в хоккейной маске из того ужастика. Уж думаешь, что с этим жалким существом покончено, его страдания завершились, и дальше фильм пойдет без него – ан нет. Он оживает снова и снова, и опять убивает.

Отец вытаскивает из стойки кучу бейсбольных бит и мечет эту гремящую груду на поле. Стоя у прохода, он кричит и визжит, брызгая слюной, пока из глаз у него не начинают течь слезы. Один из игроков, подобрав отцовскую куртку, доносит ее до скамейки запасных, но к отцу подходить опасается, так что папа сам подбегает к нему и вырывает куртку у парня из рук. Выкрикивает еще пару ласковых в адрес судей, надевает куртку наизнанку и теперь уж исчезает окончательно.

Я со свистом набираю воздух – оказывается, все это время невольно задерживал дыхание.

– Ну и сцена, – качает головой тетя.

– Пора купаться, малыш, – говорит мама, запустив ласковые пальцы мне в волосы. – Самая интересная часть игры позади.

Пройдя в свою комнату, раздеваюсь до трусов и иду по коридору к ванной, когда оживает телефон. Я мигом сворачиваю в родительскую спальню и, бросившись животом на кровать, хватаю телефон с журнального столика.

– Дом Фельцев.

– А, Гомер, – говорит папа. – У меня тут выдалась минутка. Решил позвонить, пожелать тебе спокойной ночи. Игру смотрел?

– Угу, – отвечаю я, втягивая в рот дурацкий кап-кап.

Не хотел, чтобы папа услышал хлюпанье. Нет, все же услышал…

– Ты в норме?

– Это все мой рот. Ничего не могу с ним поделать.

– Что, так скрутило?

– Да нет.

– Кто там, солнышко? – кричит мама.

– Папа!

– Тебе тоже показалось, что он вовремя остановил замах? – напрямик спрашивает папа.

– Сначала не понял, но на повторе видно, что не успел.

– Ах, черт! – огорчается папа, и в этот миг мама берет параллельную трубку на кухне.

– Привет, – говорит она. – Нам звонят из «Железной выдержки»?

– Как у вас дела? – отвечает папа. – Вот, воспользовался свободной минуткой, решил пожелать сыну доброй ночи.

– По-моему, насчет свободной минутки ты поскромничал.

– Не стану утверждать, что вел себя подобающим образом.

– Совершенно неподобающим, – вздыхает мама, – однако твоя энергия вдохновляет. В бейсболе тоже случаются минуты, когда твоя душа начинает петь. Например, когда кто-то совершит удачный хоум-ран, или когда при третьем страйке мяч наглухо застревает в ловушке. Когда твой муж обзывает судью грязной крысой, а потом люди в белых халатах выводят нарушителя с поля в смирительной рубашке – в этом есть какая-то магия.

– Ну ладно, – признает отец. – Согласен, это выглядело паршиво.

– Тебе нужно работать над собой, Эрни.

– Черт, мне правда стыдно. Клянусь! Ничего не хочешь мне сказать?

– Ты о чем?

– Повтор видела? Что скажешь – был замах?

* * *

Когда я нервничаю, приходится бороться не только с кап-капом. Просто струйка слюны – самый заметный признак. Доктора Фабера я посещаю два раза в месяц. Мы с ним обсуждаем, как справиться с источниками моих тревог, а их немало: например, не могу смотреть на фольгу. Сразу появляется слабость в коленях. Если кто-то сомнет в кулаке кусок этой дряни, у меня возникает жуткая зубная боль, отдающая в барабанные перепонки. Терпеть не могу звук перемотки на видике – приходится выходить из комнаты, когда лента шуршит, наматываясь на ролик. О запахе свежей краски и открытых фломастеров даже говорить не хочу.

Маме с папой не нравится, когда я делю любое блюдо на составляющие – каждый компонент нужно исследовать. Особенно достается гамбургерам. Меня когда-то поразил выпуск одной телепередачи: показывали, что происходит с человеком, съевшим неправильный гамбургер. Оказалось, что в них содержится кишечная палочка; в передаче показывали бешеных коров, слоняющихся в загоне с головой набекрень. Звуки они издавали жуткие.

Заходя в «Вендис», я обычно заставляю папу сперва снять фольгу с гамбургера, потом разбираю его на части и выбрасываю овощи, которые выглядят подозрительно. Котлету долго обнюхиваю – следует убедиться, что она не испорчена. Целых два раза натыкался на несвежую! Есть отказывался. Оба раза дело доходило до грандиозного скандала – мама стояла на своем: котлета нормальная. Понятно, чем заканчиваются подобные разборки. Я падаю на пол и начинаю пинать ногами любого, кто попытается меня коснуться. Доктор Фабер называет такие приступы компульсивной истерикой. В основном-то я даже не ввязываюсь в споры – просто выбрасываю плохую начинку в мусорный бак. Булку съедаю.

Расстройство пищевого поведения – это вам не шутки. Я ненавижу вкус рыбы, не ем свинину, потому что в ней заводятся маленькие белые червячки. Они вылезают из сырого мяса, если на него плеснуть алкоголем. А вот сухие завтраки люблю, ел бы их три раза в день, будь моя воля. Консервированные фрукты тоже уважаю. На прогулке в парке с удовольствием, без счета, щелкаю фисташки, зато хот-дог – ни за что на свете. Чай не пью ни под каким видом – кофеин вызывает у меня трясучку и нервное перевозбуждение; из-за этого пото́м кровь идет носом.