Опасная красота. Поцелуи Иуды - Кристина Юраш

Пятерка пентаклей.

Бедность.

Двое уставших нищих, одиноко бредущих сквозь мрак и пургу. Кажется, вкусную бабушкину пиццу мне опять, как и котлетки в тот раз, придется впихивать в себя силой.

— Бабуль, а ты на кого гадала-то?

— Да это я так, просто… — она внезапно подошла и смешала все карты, чего раньше за ней тоже не водилось. — Еще даже не разложила. Не задалось, Монечка, не надо… Не смотри. Давай-ка лучше кушать! Тут аж два вида сыра, между прочим.

Поздно вечером я все-таки вытащила на крышу кресло и, сделав себе из одеяла нечто вроде кокона, благополучно в него уселась в обнимку с огромной кружкой горячего чаю. Захватила с собой и томик стихов своего любимого Байрона, но даже его не открыла. Просто не смогла.

Если раньше я бы наслаждалась уютным тихим вечером, сейчас на душе было скверно, хоть волком вой.

Двое нищих в темной холодной ночи — вот кем суждено стать нам с бабушкой. Наверное, я не хотела принимать этого, не хотела думать об этом всерьез, но эта правда. И она реальна.

Реальнее той зыбкой ночи, когда Коул Тернер поцеловал меня, и я чуть не умерла от магии его перстня.

Реальнее Кастора Троя с теми низменными инстинктами, что он пробуждает во мне.

Реальнее тошнотворного запаха крови и лилий, который, кажется, теперь вечно будет преследовать меня…

Эта правда — грязь в лицо. Ледяная, отрезвляющая, грязь из-под колес проезжающего мимо автомобиля.

Бабулино состояние ухудшается, а я не смогу купить ей то дорогое лекарство, «Теагаст»… У меня просто нет, и не будет такой возможности. Брент выгонит нас на улицу и всем будет на это абсолютно наплевать.

Коул Тернер?

После того, что сегодня произошло, от одного звучания его имени меня начинает легонько потряхивать. Комиссар Шенк был сто раз прав, когда сказал мне держаться подальше от него и от остальных нравственников. Именно это я и собираюсь сделать.

Кастор Трой, уверена, порадуется моим неприятностям. Он сам счастлив будет мне их устроить и, возможно, в эту самую минуту рассказывает Шенку про сейф.

И я даже представлять не хочу, что сейчас думает обо мне Итан Энглер. Мне нужно поговорить с ним — но как это будет выглядеть?

Привет, Итан, ты не подумай, я сплю с офицером Троем, я хорошая, и вообще у меня тут проблемы — из квартиры выселяют. Не мог бы ты одолжить мне двадцать пять миллионов лей?

Нас с бабулей ждет улица и ночлежка, в которой неведомый маньяк жестоко прикончил несчастную Нину Сартр.

Нет, святые небеса, нет… Я этого не допущу!

Я должна принять решение. Должна сделать это сама — и полагаться мне на кого.

Осторожно выбравшись из своего теплого кокона и поставив нетронутый и уже остывший чай на стол, я вернулась с крыши в комнату, встала на колени и нагнулась, заглядывая под кровать.

На миг показалось, что там пусто, но, сунув руку, нащупала гладкий пластиковый прямоугольник визитки и вытащила ее на свет божий.

Пансион Эдны Диофант — было написано на сложном фиолетовом фоне буквами с золотистым напылением. Рядом был изображен золотистый силуэт бабочки. Больше ничего на карточке не значилось, даже адреса.

Я крепко сжала в руке визитку, так, что твердые пластиковые края впились в мою ладонь. Наверное, раз я такая испорченная, похотливая, развращенная и ужасная, туда мне и дорога…

В бордель.

Что ж…

По крайней мере, зато я смогу купить себе колготки «Моншелье», подумала я и… расплакалась.

Первый урок

Конец февраля выдался ветреным и каким-то нестабильным. То наступала оттепель, то подмораживало, отчего белый выпавший снежок, подтаивая, превращался в воду и грязь, которые, в свою очередь, превращались в лед.

И так по кругу.

Ежась в своем темно-коричневом пальто, расшитом мулине, я быстро шла по улочкам Амнтона, дивясь тому, что здесь, мало того, асфальт был очищен от наледи, так еще и, кажется, подогревался, отчего по тротуару можно было, наверное, ходить даже в туфлях!

То и дело оглядываясь на богатые дома, я чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Очень сильно хотелось развернуться и пойти назад, но я понимала, что такой роскоши позволить себе не могу.

Да, пусть мне страшно, но если не пойду до конца — станет еще страшнее.

— Девушка! Девушка, подождите!

Дружинники.

Святые небеса, только не это! Нет…

Они в основном же патрулируют неблагополучные районы, а в таких вот, богатых и фешенебельных появляются редко!

Но двое высоких парней в черных кожаных куртках с фиолетовыми повязками на плече уже спешили ко мне через всю улицу. Возможно, у них тут даже определенное задание — наблюдать за пансионом Эдны Диофант…

Дружиной называлась организация, на добровольных началах помогающая нравственной полиции следить за чистотой нравов. В основном туда шли Знающие люди и десмонды, пламенно уверовавшие во все, что говорил Его Высокопреосвященство, кардинал Коул Тернер. Они обладали довольно широкими полномочиями и, патрулируя город, запросто могли подойти к какой-нибудь девушке и сделать замечание, что она слишком вызывающе одета, а мужчине, что он, например, слишком засмотрелся на проходящую мимо красотку.

И если раньше дружинников можно было встретить довольно редко, и, зачастую, над ними подсмеивались, сейчас ситуация изменилась. Правда, уж к моему-то внешнему виду они вряд ли могли придраться — пальто, которое моя бабушка носила в молодости, явно выдавало во мне натуру добродетельную.

— Куда идете в такое позднее время? — без улыбки спросил тот, что выше ростом. — Вы живете в этом районе?

— Н-нет, — стараясь не выдать испуга, я покачала головой, и каким-то чудом нашлась с ответом. — Я живу далеко отсюда, а сюда приехала в аптеку. Понимаете, бабушке прописали лекарство, которое не в каждой аптеке продается, а тут оно точно есть, я знаю, я звонила!

И чуть дрогнувшей рукой показала им назначение доктора Румкорфа для моей бабули.

Видимо, неподдельная тревога, прозвучавшая в моем голоске, и наивные глаза сделали свое дело, потому что суровый дружинник вдруг улыбнулся и даже сделал комплимент по поводу вышивки на моем пальто.

К слову, комплименты женщинам нравственниками не возбранялись, главное, чтобы они были правильными, корректными и не потакали низменным желаниям и инстинктам.

Протянутую мной бумажку дружинники смотреть не стали, больше расспрашивать и проверять документы — тоже. Улыбаясь друг другу, как лучшие друзья, мы распрощались, а ведь они могли записать в свой отчет мое имя, фамилию, то, где меня встретили, и в какое время.

Что, если бы такой отчет попал на стол Тернеру? Это однозначно навело его на определенные мысли, и мой светлый образ резко потускнел в его глазах…