Танцы марионеток - Елена Михалкова

За час до выхода выяснилось, что наносить макияж Юлька неумеет – об этом ей сообщила старуха, увидев свою домработницу накрашенной.Юльку отправили смывать тени, а затем старуха лично нарисовала ей лицо, заоднообучая азам мастерства.

– Брови и скулы! – приговаривала МартаРудольфовна, проводя короткой кисточкой по бровям девушки. – Это первое,на что ты должна обратить внимание. Заодно запомни: ты можешь пользоватьсядешевой косметикой, но кисти! Кисти должны быть хорошего качества, на нихнельзя экономить. Ни в коем случае не превращай лицо в маску: тональный кремтебе не требуется.

– Но у меня кожа бледная, некрасивая… – занылаЮлька, рассматривая свою зеленоватую физиономию. – Мне бы хоть чуть-чутьзагореть! Или замаскировать бледность пудрой.

– Не зря загар всегда был уделом плебеев, –отрезала старуха. – Либо американцев, что одно и то же. Посмотри нафранцуженок: ты видела среди них таких закопченных кур, как голливудскиеактрисы? В том-то и дело! И потом – напомни мне, что мы делаем с недостатками?

– Превращаем в достоинства, – послушно ответилаЮлька.

Марта Рудольфовна тронула ей губы блеском, помаду решительноубрала в сторону.

– Тебе противопоказано пользоваться помадой, она тебястарит. Посмотри внимательно и запомни: половина твоего макияжа – этомаскировка внешних уголков глаз. У большинства женщин они опущены, но те непридают этому значения. А зря. Усталый вид плюс пять лет к уже имеющимся годам,общее впечатление неухоженности… Все, что требуется, – добавить чуть-чутьконсилера – да-да, вот этого светлого тона – на уголки. На это даже ты способна.

Синие тени, фиолетовые тени, густо-голубые…

– Я стану похожа на продавщицу!

– Ты сейчас похожа на продавщицу. Правильный подбороттенка – и голубой цвет сделает из тебя…

Конецкая вдруг осеклась.

– Кого сделает, Марта Рудольфовна? – удивленноспросила Юлька.

– Весьма мило, – невпопад ответила старуха, послечего приказала девушке замолчать и не мешать ей превращать жабу хотя бы влягушку, поскольку до принцессы ей еще очень и очень далеко.

Но в зеркале фойе Юлька увидела вовсе не лягушку. Онадержалась немного скованно, потому что к новому платью, как и к себе новой,требовалось привыкнуть. Первый раз в жизни Юлька ловила на себезаинтересованные мужские взгляды, и это оказалось так приятно и волнующе, что вглубине ее души шевельнулось что-то похожее на благодарность к МартеРудольфовне.

Но благодарность растаяла, стоило им вернуться домой.Конецкая, словно беря реванш за их поездку, принялась с порога гонять Юлькутак, что та едва не разревелась в ванной. Однако когда она, глотая слезы,умывала лицо холодной водой, в дверь заглянула Лия.

– Ты чего? – отчего-то шепотом спросила Юлька.

– А ты чего? – тоже шепотом ответила Лия. –Снова хнычешь? Брось, не принимай к сердцу!

– И вовсе не хнычу! – «И вообще – не твоедело», – хотела добавить она, но сдержалась: в конце концов, от Лии она невидела ничего плохого.

Сиделка покачала головой:

– Ты посмотри на себя – стоит такая красотка и соплипускает. Старуха, наверное, завидует тебе, потому и срывается.

Юлька заморгала и сама почувствовала, что успокаивается. Еслипричиной злобного настроения Конецкой было то, что она, Юлька, выглядит теперьв тысячу раз лучше ее, то она согласна терпеть любые издевательства.

– Вот, другое дело! Держи хвост пистолетом,кочерыжка! – Подбодрив ее, Лия кивнула и закрыла за собой дверь.

Спустя пять минут Юлька пришла в гостиную, сохраняя полнуюневозмутимость, и на лице ее не было и следа слез. Она рассчитывала увидеть тамМарту Рудольфовну, но вместо нее в кресле обнаружилась Валентина Захаровна.

– Я вам мешаю убираться? Сейчас уйду, деточка, сейчасуйду. – Старуха засуетилась, попыталась встать, но на этот раз без Лии непреуспела.

– Что вы, сидите! Мне только стол протереть – МартаРудольфовна говорит, что его пальцами захватали…

Присев на корточки, Юлька принялась оттирать невидимые пятназамшевой тряпочкой. Мурашова облегченно откинулась на спинку кресла, с улыбкойпосматривая на нее.

– Чем-то вы, Юленька, похожи на мою дочь, –неожиданно сказала она и, помолчав, призналась с обезоруживающей простотой иискренностью: – Мне приятно на вас смотреть.

– Спасибо, – неловко пробормотала Юлька,вспоминая, что Валентина Захаровна, кажется, в ссоре с дочерью.

– Мы с ней не ссорились, – в унисон ее мыслямдобавила Мурашова. – Но у нее своя судьба. Она невероятно занята. У неетакая насыщенная жизнь… У меня в ее возрасте не было и трети того, что есть умоей девочки.

Мурашова вздохнула. Юлька хотела спросить о том, почему еедочь никогда не заходит к ним, и подыскивала слова, чтобы вопрос вышелделикатным, но тут в комнату, неслышно ступая, вошла Лия.

– Валентина Захаровна, уже поздно, – тихо сказалаона. – Пойдемте спать.

Придерживая старушку под руку, Лия помогла ей подняться изпродавленного кресла. Сильно хромая, Мурашова дошла до двери и обернулась к Юле.На губах ее играла улыбка, одутловатое лицо казалось помолодевшим.

– Спокойной ночи, Юленька. Я рада, деточка, что вы унас есть.

Когда закрылась дверь в гостиную, Юлька опустила салфетку,ощутив подобие стыда. «Я рада, что вы у нас есть».

– Ты здесь заснула, голубушка?

Юлька обернулась, вскочила. В дверях стояла Конецкая вроскошном махровом халате – бежевом, длинном, пушистом, с волочащимся по полуподолом.

– Нет, я… я разговаривала с Валентиной Захаровной.

– И что наша Валя? – Марта Рудольфовна зевнула,уселась в то самое кресло, где сидела ее подруга.

– Говорит, я похожа на ее дочь.

Сонливость тут же исчезла из темных глаз Конецкой.

– Очень отдаленно, – медленно произнесластаруха. – И, к счастью для тебя, лишь внешне.

– Почему к счастью? – не смогла скрыть интересаЮлька. – И еще, Марта Рудольфовна: почему дочь Валентины Захаровны к нейне приходит? Она живет в другой стране?

– Она живет в этой стране, – суховато ответилаКонецкая. – Более того, в этом самом городе и не так уж далеко отсюда.

– Значит, они поссорились?

– Не совсем. Не уверена, что ты поймешь то, что яскажу… – Она в задумчивости соединила пальцы, на этот раз без единогокольца. – Бывают люди с довольно ограниченной душой. Не плохие и не злые,нет, но вмещающие в себе глубокие чувства лишь к одному человеку – как правило,к самому себе. – Марта Рудольфовна усмехнулась. – На двоих или темболее троих их уже не хватает. Такие люди многим кажутся равнодушными, иотчасти так оно и есть…