Красные боги - Жан д'Эм

Вдруг отец Равен крикнул ему:

– Люрсак! Идите сюда, скорее.

С трудом поднявшись, он подошел к священнику, который, показывая куда-то вглубь соседних зал, произнес:

– Ванда!

Действительно, по направлению к ним, в черной одежде, подчеркивающей бледность ее лица, быстро шла, почти бежала Ванда. Вместе с ней шла жрица, которая отперла дверь, а впустив Ванду, заперла ее опять и молча удалилась.

Войдя в комнату к узникам, Ванда залилась слезами. Пьер стал целовать ей руки.

– Ванда… Моя дорогая, любимая, подними голову, покажи свои глаза. Ванда, я люблю тебя, милая. Не плачь.

Ванда, рыдая, положила ему на плечо свою голову. Пьер, успокаивая ее, нежно гладил по волосам.

Отец Равен деликатно отошел в конец коридора и, усевшись на шкуры, старался не смотреть в сторону влюбленных.

Мало-помалу Ванда успокоилась; против своего желания священник услышал звук поцелуя. Наконец, его позвали:

– Отец Равен!

Он подошел к ним.

– Я могу совершенно свободно ходить в пределах храма, – говорила Ванда. – Меня никто ни к чему не принуждает, я могу делать, что хочу, но мне нельзя выйти за пределы храма, и я останусь здесь до самой смерти. Скажите, что вы знаете о Мишеле? Вы его нашли?

Пьер молчал, но отец Равен решил, что нет смысла скрывать правду, и рассказал Ванде об их путешествии, о предательском побеге солдат, о нахождении трупа Редецкого, о спуске в пропасть, о гибели проводников и о том, как они сами были захвачены в плен.

Несколько раз Ванда прерывала его рассказ словами:

– И все это было сделано из-за меня. Я втянула вас в это путешествие своим необдуманным шагом. Простите меня. Простите.

А потом она, в свою очередь, поведала о том, что случилось с ней:

– Я хотела спасти Мишеля. Когда вы, отец Равен, сказали, что экспедиция не может быть готова раньше, чем через восемь-девять дней, я была страшно опечалена. Я боялась, что мы попадем на место слишком поздно. Выйдя из миссии, я решила отправиться к Иенг, рассчитывая получить от нее какие-нибудь сведения. Иенг сказала мне, что единственный способ что-нибудь узнать – это отправиться с шествием бесплодных женщин в храм Красных богов. Я решилась на это. Когда мы вечером подошли к храму, нас ввели внутрь.

– Да, это мы знаем, – прервал ее Пьер и передал Ванде рассказ Хмон.

– Это все? – спросила Ванда, когда он закончил.

– Все. Она пришла в себя у подножья идола. Сколько времени продолжалось ее забытье, она не могла отдать себе отчета.

– Да, это я знаю. Во внутреннем дворе храма Иенг вызвала меня из толпы женщин и сказала: «Если ты хочешь увидеть своего брата, иди вместе с жрицами в храм». Вот тут-то я и увидела, что после того, как женщины падали в обморок, четыре колдуньи поднимали их и уносили в дверь, скрытую позади идола. Иенг опять мне сказала: «Иди за ними». Я боялась, но Иенг сделала такую презрительную гримасу, издеваясь над моей трусостью, что я решилась. Позади меня шли две другие жрицы, освещая факелами дорогу в темном подземном коридоре. В конце этого коридора было несколько дверей. Колдуньи открыли одну из них, и мы вошли в комнату с колоннами. Здесь были светильники на треножниках, а на полу валялись звериные шкуры. Колдуньи положили женщину на шкуры и все вышли, кроме одной. Прямо напротив той двери, через которую мы вошли, была другая дверь. Оставшаяся со мной колдунья подошла к ней, стукнула три раза кулаком и отбежала обратно, спрятавшись за колонну, знаками подзывая меня к себе. Я стала рядом с нею, интересуясь, что будет дальше. Вдруг колдунья порывисто отступила назад, скользнула за первую дверь, через которую мы вошли, и захлопнула ее. Я осталась одна. Почти в тот же самый момент открылась другая дверь, и в комнату вошел мужчина. Он был громадного роста, цвет кожи – темно-красный, а длинные волосы спускались почти до самых плеч. Сверкающими жадными глазами взглянул он на спящую женщину, постоял немного, потом вдруг резким прыжком бросился на нее. Я сразу поняла, что он собирается делать. От страха я вскрикнула и тем выдала свое присутствие. Человек вскочил, посмотрел по сторонам и заметил меня. Посмотрев и на меня такими же жадными горящими глазами, он перевел взгляд на женщину, лежащую у его ног, затем опять на меня. От ужаса я не могла сдвинуться с места, а странный красный человек потихоньку приближался ко мне. Тогда…

– Тогда? Что тогда? – волновался, дрожал и кипел Люрсак.

– Тогда, напрягая остаток воли и свои последние силы, я бросилась к двери и толкнула ее. Она была заперта. В отчаянии я заплакала, а красный человек подошел совсем близко ко мне. Я приготовилась к смерти и к тому, что хуже смерти. Но взглянув один раз ему в глаза, я к великому своему удивлению увидела в них не выражение жадной свирепости, а мягкости и почти нежности. Он осторожно взял в руки прядь моих волос, поднес их к лицу то ли для того, чтобы понюхать, то ли для того, чтобы поцеловать, а потом медленно и тихо повернулся и вышел. После, не знаю, через сколько времени – потому что, хотя я и не теряла сознания, но все время безудержно рыдала, – открылась дверь и появились Иенг с двумя воинами. Бросив на меня насмешливый взгляд, она приказала что-то воинам. Те взяли меня под руки и через храм привели в какую-то комнату со стенами, украшенными скульптурными орнаментами. Тут была кровать, шкаф своеобразной формы и несколько грубых скамеек. Когда воины вышли, Иенг сказала мне: «Это – твоя комната. Ты свободна и в пределах храма можешь делать все, что угодно. Я обещала, что тебе никто не причинит зла. Так и будет. Тебя никто не задерживает в храме. Ты можешь уйти, но знай, что тут у тебя есть защита и покровительство, а там, в лесах и в горах ты будешь предоставлена самой себе и знай еще, что там всякого человека не нашей крови ждет смерть. Когда ты выйдешь за ворота храма, свободные люди лесов вправе сделать с тобой все, что захотят».

Иенг ушла. Я долго лежала на кровати в полубессознательном состоянии. Постепенно я пришла в себя. Когда наступил рассвет, а в окно моей комнаты заглянуло солнце, я встала с кровати и решила, взяв себя в руки, постепенно присмотреться к новому положению. Вспомнив слова Иенг, что в пределах храма мне предоставлена свобода, я вышла из комнаты. Действительно, меня никто не останавливал и, казалось, даже никто не интересовался мной. Встречавшиеся мне колдуньи равнодушно проходили мимо, и только за спиной у себя я чувствовала их насмешливые взгляды и шушуканье. Я прошлась по всем залам храма. Во время этой прогулки меня охватило тягостное чувство полнейшего одиночества. Я почему-то отчетливо, убийственно отчетливо поняла, что моя прежняя свободная жизнь окончена. Я вернулась в комнату, бросилась на кровать и опять долго пролежала в каком-то оцепенении, сменившимся сном, глубоким сном – потому что, не забывайте, я целую неделю шла пешком от поста до храма.

На этот раз меня разбудил чей-то голос. Я подняла голову и увидела в окне лицо того красного человека, один на один с которым я пережила в предшествующую ночь страшные минуты. Я встала с кровати и приготовилась бежать. Но увидев меня, человек ласково улыбнулся и поднял руку, стараясь показать мне, что он в них что-то держит. После этого он исчез. Выждав из осторожности несколько секунд, я осторожно подошла к окну. На выступе лежала оленья голова с рогами. А вдали, среди каменистых скал, виднелся удаляющийся красный человек.