Последний спартанец. Разгромить Ксеркса! - Виктор Поротников

Такой позор можно было смыть только кровью. Леарху его мать сама дала меч, чтобы он покончил с собой. После этого эфоры сняли обвинения с Леарха.

Аристодем не последовал примеру Леарха. Он считал, что спартанцу более пристало заканчивать свой жизненный путь в сражении с врагами. На упреки недоброжелателей Аристодем отвечал, что он никогда не спасался бегством от опасностей и невзгод, а самоубийство, по его разумению, и есть самое настоящее бегство от жизненных трудностей. «Не смертью, но своею жизнью я докажу эфорам, что они возвели на меня напраслину», – молвил Аристодем.

Опала, которой подвергся Аристодем, грозила лишением гражданских прав и его детям. По этой причине Алкибия расторгла помолвку своей дочери с Аристодемом, не дожидаясь возвращения мужа из морского похода. Аристодем отнесся с пониманием к такому поступку Алкибии. Однако Диномаха наперекор матери продолжала тайком встречаться с Аристодемом.

– Если Диномаха вдруг забеременеет от Аристодема, то тем самым она навлечет величайший позор на нашу семью, – жаловалась супругу Алкибия. – Мои уговоры не действуют на Диномаху. Она заявляет, что любит Аристодема и не собирается его бросать. Поговорил бы ты с нею, Еврибиад. Ты же умел находить общий язык с Диномахой.

– Непременно поговорю, дорогая, – сказал Еврибиад. – Мне ведь не безразлична ее судьба. Где она сейчас?

– Последние два дня я держу Диномаху взаперти, – ответила Алкибия, в голосе которой прозвучали нотки раздражения. – Эта дерзкая девчонка совершенно отбилась от рук! Она смеет дерзить мне, словно я ей чужая!

– Где ты ее заперла? – Еврибиад поднялся с кресла, собираясь немедленно встретиться с дочерью.

– В гостевой комнате, – сказала Алкибия и тоже встала. – Милый, может, сначала умоешься с дороги. Я велю рабыням накрыть на стол. Мы пообедаем вместе: ты, я и Диномаха. За обедом и потолкуем о наболевшем.

– Что ж, прекрасная мысль! – Еврибиад обнял супругу. – У нас в доме есть горячая вода? Хочу выкупаться и смыть с себя дорожную пыль.

Алкибия удалилась, чтобы отдать необходимые распоряжения служанкам, а заодно выпустить из домашнего заточения свою строптивую дочь. Пусть Диномаха порадуется возвращению отца из долгого, но победоносного похода!

Из Коринфа до Спарты Еврибиад добирался сухопутными дорогами. Он сопровождал афинских послов во главе с Фемистоклом, которые собирались в узком кругу обсудить со спартанскими эфорами продолжение войны с персами будущим летом. Кроме Еврибиада Фемистокла и его свиту оберегали в пути спартанский царь Леотихид и его слуги. Леотихид представлял Лакедемон на осенних заседаниях Синедриона.

Спартанские триеры возвращались домой под началом Филохара и симбулея Динона. Путь по морю в это время года был более опасным из-за штормов, поэтому Еврибиад и Леотихид убедили афинских послов добираться до Спарты по суше. Был конец ноября.

Диномаха очень походила на мать не только чертами лица, но и строением тела, все члены которого были красивы и соразмерны. Диномахе было семнадцать лет. Она была довольно высока ростом, в ее движениях проглядывались ловкость и грация, как у пантеры. Это стало результатом постоянных физических упражнений в палестре и на стадии, которые являются обязательным элементом воспитания всех спартанских девушек. По законам Ликурга женщинам Лакедемона было запрещено заниматься рукоделием и ведением домашнего хозяйства, спартанки были обязаны лишь следить за своим здоровьем и внешностью, дабы рожать крепких и красивых детей.

Напряженность, с некоторых пор возникшая между Диномахой и ее матерью, с появлением Еврибиада исчезла. Во всяком случае, сидя за обеденным столом вместе с Еврибиадом, мать и дочь смотрелись как лучшие подруги.

За трапезой говорил в основном Еврибиад, который сначала рассказал жене и дочери о главных событиях в морской войне с персами, о походе против греков-изменников и о последних решениях Синедриона. Затем Еврибиад поведал о Фемистокле, герое Саламинской победы, который прибыл в Лакедемон, дабы укрепить союз афинян и спартанцев, на чьих плечах лежит основная тяжесть борьбы с персидским нашествием.

– Где будет жить Фемистокл, находясь в Спарте? – поинтересовалась Алкибия. Она даже забыла про яства, увлеченная восхищенными отзывами супруга о Фемистокле.

– Фемистокл будет гостить в доме Леотихида, – ответил Еврибиад, отправив в рот очередной кусочек жареной баранины. – Ты же знаешь, дорогая, что дом Леотихида является самым роскошным в Спарте. Там частенько размещают на постой иноземных послов. К тому же Леотихид дружен с Фемистоклом. Они познакомились в прошлом году в Коринфе, когда только-только начались переговоры между Афинами и Спартой о создании Синедриона.

– Но ты же ближе знаком с Фемистоклом, Еврибиад, – промолвила Алкибия. – Ты делил с ним опасности войны, значит, Фемистокл для тебя есть больший друг, нежели для Леотихида, который не участвовал ни в одном сражении с варварами. По-моему, тебе следовало пригласить Фемистокла в свой дом.

– Действительно, отец, не многовато ли чести для Леотихида, этого пустобреха, принимать в своем доме знаменитого Фемистокла! – согласилась с матерью Диномаха.

– Не забывай, дочь, – со вздохом обронил Еврибиад, – Леотихид царского рода, поэтому его слово весомее моего. Пусть Леотихид не сражался с персами, зато он представлял Спарту в Синедрионе, а это тоже немаловажно.

– Кто-то треплет языком в Синедрионе и протирает сиденья на советах, а кто-то сражается с персами у Фермопил… – сквозь зубы процедила Диномаха и тут же опустила глаза под строгим взглядом матери.

Диномаха недолюбливала Леотихида за его распущенный нрав и полное отсутствие полководческих способностей. Спартанские цари являлись прежде всего полководцами, поскольку Лакедемон с момента своего образования вел постоянные войны. Однако не все спартанские цари отличались воинственностью, попадались среди них и такие, кто был совершенно непригоден для командования войском. В царском роду Эврипонтидов кроме Леотихида неумелым военачальником был также его прадед Гиппократид.

Неприязненная реплика Диномахи дала повод Еврибиаду заговорить о доблестной гибели царя Леонида и о печальной судьбе Аристодема, лишенного гражданских прав по решению эфоров.

– Будь стойкой и послушной закону, дочь моя, – молвил Еврибиад. – Согласен с тобой, что Аристодем не трус, но все обстоятельства против него, к сожалению. Твоя мать поступила правильно, расторгнув твою помолвку с Аристодемом. Ты не можешь быть невестой изгоя.

– А если я люблю Аристодема, отец! – с вызовом в голосе произнесла Диномаха.

– Чувствами придется поступиться, дочь моя, – непреклонно промолвил Еврибиад. – Прояви волю и характер, как ты это делаешь на состязаниях в борьбе и беге. Хвала богам, в Лакедемоне хватает отважных юношей и кроме Аристодема.

– Как легко ты отвернулся от Аристодема, отец, – с горечью сказала Диномаха. – Ведь ты же видел его в битвах. Выходит, ты веришь лживому навету эфоров, мигом позабыв о былых военных подвигах Аристодема. Всем в Спарте понятно, что эфоры взъелись на Аристодема за его смелые речи. Аристодем открыто обвиняет эфоров в преступной медлительности, которая и погубила царя Леонида. Так что законы Ликурга тут ни при чем!