Большой кусок мира - Иоанна Хмелевская

— Есть! Угорь — с лошадь! Черт с ней, с удочкой, за леску вытащу, — лихорадочно бормотала она. — Приготовь сумку или что там? Пакет, рюкзак, наволочку, все равно!

Сидя боком в байдарке и опасно наклонившись, она потихоньку выбирала леску. Удочка шлёпнулась в воду по другую сторону лодки. Шпулька металась в панике, вытягивая из рюкзака какие-то предметы, тут же валившиеся у неё из рук. Тереска, намотав леску на руку, подтянула её конец, а другой рукой, опущенной за борт, нащупала что-то чёрное, бешено извивающееся, ухватила покрепче и, напрягая все силы, потащила из воды.

Жуткий крик Шпульки разорвал ночь и эхом отразился от стены леса. Что-то скользкое и холодное шлёпнуло её по спине. Тереска тоже вскрикнула, судорожно сжимая левой рукой обмотанную вокруг пальцев леску, а вьющуюся чёрную гадину — правой. Шпулька сжалась в комочек на носу, пытаясь отодвинуться от этого яростного клубка змей, прижимая к груди наполовину опорожнённый рюкзак и издавая при каждом прикосновении скользких колец отчаянный визг.

Ещё немного — и она сама прыгнет за борт. Тереска, полуослепшая от брызг и запыхавшаяся, самоотверженно сражалась с чудовищем.

— Да давай же сумку! Скорее, черт! А то удерёт! Ну дай же что-нибудь!

Совсем уже ничего не соображающая Шпулька подсунула ей открытый рюкзак. Спустя несколько ужасных минут, когда, казалось, угорь множится, проникает через брезент и никогда не позволит запихнуть себя внутрь, Тереске удалось затянуть шнур рюкзака, в последний момент выдернув руку. Изнутри теперь торчала только леска, другим концом привязанная к удилищу, мирно покачивающемуся на волнах в некотором отдалении от байдарки.

— Ну, и что теперь? — спросила Шпулька, постукивая зубами от волнения. Рюкзак дёргался и подпрыгивал на дне лодки.

— Не знаю, — ответила Тереска, немного ослабев от таких бурных переживаний. — Вылови-ка пока удилище. Это же надо, какого классного угря поймали, даже не верится!

— Я и подумать не могла, что это так сложно, — призналась Шпулька. — Просто чудо, что не перевернулись со всем нашим добром!

— Ещё бы немного… А попасться он должен был. Я это чувствовала, когда ему червя выбирала. Самого большого и жирного. Я бы и сама на такого клюнула.

Шпульку передёрнуло от отвращения.

— Что твой угорь, что червяк — одинаковая дрянь! А какой он вёрткий!

— И скользкий. Недаром говорят: «Скользкий как угорь». Совершенно невозможно его ухватить!

— А как же ты удержала?

— Заранее была готова. Ещё отец меня научил, что скользкий, и что хватать надо у самой головы.

Обе немного посидели, тяжело дыша и стараясь прийти в себя.

— Похоже, наши туалетные принадлежности пропали, — меланхолически заметила Шпулька, придерживая дёргающийся рюкзак. — Они внутри остались и, судя по тому, что вытворяет этот чертяка, можно с ними проститься. А также с мылом, чистящим порошком и сахаром. Я и половины вынуть не успела.

— А то, что вынула, где?

— Где-то на дне. На хлебе я сижу, подержи рюкзак, спрячу, чтобы не намок…

— Тсс!.. — вдруг прошипела Тереска.

Откуда-то издалека, в абсолютной тишине долетело характерное постукивание весел о борт лодки. Кто-то приближался. Его ещё не было видно, и находился он далеко, двигаясь тихо и стараясь не шуметь. Тереска осторожно взялась за своё весло.

— Сиди, как сидишь, и держи эту зверюгу. Сматываемся отсюда, надо где-то спрятаться.

— Почему? — прошептала Шпулька, хотя, услышав звук, она подумала о том же самом.

— А если это рыбнадзор? Услышал нас, а тебя, признаться, в Венгожеве слышно было. Точно не знаю, но вдруг мы чего сбраконьерствовали? Может, ночью нельзя этих угрей ловить, или с лодки запрещается. Я его ни за что не отдам. Переждём в камышах.

Чужое весло стукнуло ещё раз, уже ближе. Тере-ска, гребя бесшумно, подплыла к узкой полосе камыша. Тихонько загнала байдарку в самую гущу, поближе к берегу, в тень нависавших над водой деревьев, и притаилась.

— У меня совсем руки одеревенели, судорогой сводит, — прошипела Шпулька. — На, теперь ты его подержи…

Таинственная лодка проплыла мимо и направилась на юг. В ней сидели двое. Как только они немного отдалились, Тереска передала рюкзак Шпульке и двинулась в противоположном направлении. Гребли девчонки по очереди, так и не решив, что тяжелее: махать веслом или держать угря.

— Судя по местности, Миколайки уже недалеко, — заметила Тереска на рассвете. — Мы здесь были, я эту деревню узнала. Можем пристать вон там, у леса. Поспим на матрацах. Будут думать, что мы загораем. Загорать нигде не запрещается.

Рассвело.

— А что с этим извергом делать? — спросила Шпулька, высаживаясь на прекрасную полянку у леса. — Он ещё жив, может удрать.

— Убить и разделать. И чем скорее, тем лучше. Шпулька машинально попятилась.

— Как ты себе это представляешь? Я к нему и пальцем не притронусь! Даже не думай! То есть мёртвого могу взять, а убивать — не умею.

Тереска была явно озадачена. Она тоже не знала, как убивают угрей. Проблема возникла совершенно неожиданно, но решить её нужно было безотлагательно.

— Сам он не сдохнет, — огорчённо заметила она. — Эти твари жутко живучие.

— Даже если держать его в рюкзаке весь день без воды?

— Весь день — не знаю, но это только мучить. Самое гуманное, пожалуй, отрубить ему просто голову топором. Одним ударом.

— Ну так отруби.

— Легко сказать. Он же не будет лежать спокойненько и ждать, пока я замахнусь.

Шпулька неуверенно взглянула на рюкзак.

— Может, его придержать?

— А как?

— Не знаю…

Дебаты по вопросу угря продолжались. Тем временем в некотором отдалении в камышах у самого леса к берегу причалила лодочка со свёрнутым парусом. Молодой человек, услышавший посреди ночи жуткий крик, доносившийся с озера, и с неимоверной быстротой оказавшийся неподалёку от сражающихся с угрем девчонок, вышел теперь на берег и приблизился к полянке. Спрятавшись за кустами, он стал свидетелем впечатляющей сцены.

Демонстрирующий потрясающую живучесть угорь извивался на пне. Шпулька придерживала его через тряпку за хвост, Тереска, намотав леску на левую руку, пыталась закрепить его голову, правой рукой поднимая топор, что со стороны выглядело, как будто она замахнулась на подругу.

— Кажется, я окончательно сдурела, — заявила вдруг она, опуская руку. — Вместе с головой и леску отрублю. Откуда мне знать, где она кончается!

— Руби что хочешь, только скорее! Он вот-вот выскользнет!

— Слушай, а если обухом? Это ведь все равно? Если сильно ударить, это же не будет негуманно? Как думаешь?

— Бей, руби, что хочешь делай! Негуманно так тянуть! Он тут мучается, да и я тоже. Ещё вопрос, кто больше!