Чудо - Юрий Арабов

– И что получится? – отмахнулся Хрущев. – Гог и Магог? Содом и Гоморра? Вавилонская башня, где пятое и десятое?.. Мы будем жизненный уровень повышать, а вы в колокола лупить? Это ж – сумасшедший дом какой-то! Все тогда устанут и загрустят!

– А мне кажется...

– Перекреститесь! – посоветовал ему Никита, снова обретая наступательный пыл. – Принципы должны быть, принципы! – И он сжал пухлые кулаки. – Мы верим в материальный прогресс, и нечего к нам мешаться! И мы к вам не мешаемся, вы сами исчезнете без всякого нашего усилия!.. И вообще, очистите помещение! Что вы здесь развели свой акафи ст?!..

– Не могу, – произнес владыка и указал глазами на занавеску у печи.

Хрущев проследил за его взглядом...

– Что еще за кошки-мышки?.. – Он взялся за край ситцевого полотна.

– Может, не надо, Никита Сергеевич? – осторожно посоветовал ему Валериан.

Так в свое время внутренний голос советовал Хоме Бруту не смотреть ...

Но Первый секретарь не послушался и занавеску раздвинул...

Некоторое время все потерянно молчали.

– ...что это у нее в руках? – наконец выдохнул из себя Первый секретарь.

– Икона Николая Угодника, – объяснил архиерей.

– Так надо... взять у нее икону. А то неудобно как-то... – растерянно предложил Никита Сергеевич.

– Не дерзаю и не могу.

– Приказываю вам как старший по чину!..

Владыка истово перекрестился. Сделал три земных поклона на восток и подошел к окаменевшей Татьяне.

Шепча под нос молитву, взялся за оплывшую икону святителя Николая.

– Не отдает... – прошептал архиерей, отступая назад.

– Давайте я попробую!.. – предложил Хрущев.

Стараясь не глядеть в лицо Татьяны, схватился за черную доску...

– Нет, – пробормотал он, отступая на шаг. – Не получается. Может, ты, Валериан, попробуешь?..

Помощник его, и без того бледный, даже не сделал шага вперед.

– Бесполезно. Здесь нужен инок-девственник, – подал голос владыка.

– Так давайте его сюда! – закричал Никита Сергеевич.

– Нету.

– Почему?

– Потому что вы сами все монастыри закрыли, – объяснил ворчливо архиерей. – Какие у нас теперь иноки?..

– Бог знает что! – махнул рукой в досаде Первый секретарь. – На все в этом городе один ответ – нету, нету, нету!

Бормоча себе под нос, расстроенный и убитый, он пошел прочь из дома.

С крыльца увидел толпу людей у дальнего милицейского кордона.

Народ стоял серой угрюмой массой, он даже внешне не волновался, этот народ, и не выражал восторга, будто Первый секретарь ЦК КПСС являлся перед ним ежедневно, во всяком случае, раз в неделю.

Обмахиваясь шляпой, словно веером, Хрущев миновал испуганную группу бледных, как смерть, чиновников и подошел к горожанам, которых он заочно старался полюбить, хотя с души воротило.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал им радушно Никита Сергеевич. – Нет ли среди вас инока-девственника?

– Спичек в городе нет!.. – выкрикнул кто-то из толпы. – Соли и сахара!..

– А мясо? – спросил их Хрущев.

– Какое мясо?!.. – тут толпу прорвало, и все заголосили. – Власти воруют!.. Фонари разбиты! Живем, как в Аду!

– Тихо...Тихо, товарищи! – Хрущев поднял над собою шляпу-горшок, и народное волнение кое-как стихло. – Скоро все будет. Мы переходим на семилетнее планирование нашей социалистической экономики. В конце первой семилетки все появится, обещаю вам! И Киев ничем не будет отличаться от Гречанска... А Гречанск – от Москвы!

Народ безмолвствовал, не найдясь с ответом.

Никита Сергеевич бегло осмотрел их. Люди как люди, даже слегка симпатичные, только серые лица измождены какой-то нездешней болью.

...В толпе он вдруг заприметил веснушчатого мальчишку лет двенадцати в потертом пальтишке и большой, великоватой для него фуражке профессионально-технического училища.

– Тебя как звать? – спросил Хрущев.

– Сашкой.

– А из какой ты семьи? Чем отец занимается?..

– Мой отец – поп, – ответил мальчик, замявшись.

Никита Сергеевич вздрогнул. Это было похоже на наваждение.

– Кругом одни попы... – простонал он. – А где же он, твой поп?

– Сбежал. Уж с месяц, как ищем.

Хрущев властно взял мальчика за руку, вывел из толпы и зашагал к черному дому, волоча за собой Сашку, как на привязи.

– ...Вот, – сказал Хрущев архиерею, втаскивая Сашку в избу. – Есть инок.

Архиерей недоверчиво осмотрел мальчика с ног до головы.

– Какой это инок? Это же школьник!

– А что надо? – по-деловому спросил их Сашка.

– Святителя Николая из ее рук взять можешь? – пробормотал владыка еле слышно.

– Какого святителя?

– Иконку у нее забери, сказали тебе! – крикнул Хрущев, потеряв терпение.

И даже схватил в руки скалку, лежавшую тут же, на лавке возле печи.

– Не бейте, дяденька. Все понял! – отпрянул Сашка.

Подошел к окаменевшей Татьяне. Протянул руки к иконе.

Спокойно взял ее из неподвижных рук и передал архиерею со словами:

– Так, что ли?..

Столб в это время повел оледеневшими пальцами. Приоткрыл мутные очи и снова стал похож на человека.

Тяжело сел на лавку, потому что ноги не держали.

Архиерей упал перед Татьяной на колени.

– Пойдемте отсюда, Валериан Григорьевич... – Хрущев тихонько взял за руку своего помощника и на цыпочках вместе с ним вышел из избы.

О чем он подумал в это время, что почувствовал? Об этом мне неизвестно.

Моторы гудели, иллюминаторы еле слышно дребезжали, железное тело машины вибрировало и хотело поскорее взлететь.

Они выруливали на взлет, и тело, как могло, готовилось к прыжку в небо.

– И какой же вывод из этой истории? – спросил Первый секретарь Валериана. – Было чудо или нет?

– По-моему, нет, – осторожно сказал Валериан Григорьевич.

Он бесполезно теребил руками, стараясь пристегнуть ремень, но никак не получалось.

– И я того же мнения, – согласился Хрущев. – Думаю, что архиерей все это и устроил. Надо бы его протащить по партийной линии.

– А вы думаете, он партийный?

– Уверен. Он же воевал на Втором Белорусском... если, конечно, не врет... – здесь Первый секретарь задумался и добавил энергично то, что давно накипело на душе: – Попам – никакой оттепели, одни заморозки!