Неудача в наследство - Светлана Романюк

— Ну а кто мне вчера жаловался по поводу допросов, расспросов, визитов? — спросил он у Андрея. — Поверь мне, когда что-то у кого-то узнать требуется, особенно ежели правду и без большого шума, то лучше Славки с этим никто не справится! — Он приумолк на мгновение, меж бровей его мелькнула и разгладилась складка. — Ты будешь соседям визиты наносить, чаи распивать, о погоде разговаривать, а он с другого конца всё вызнает. Сдаётся мне, тут концы среди простого люда поискать нужно. И начать с моих слуг. Со Степана.

Теперь брови изогнулись не только у Вячеслава, но и у Андрея.

— А Степан твой при чём?

Михаил потёр лоб, шлёпнул на столешницу альманах, который до сих пор в руках держал, и со смешком сообщил:

— Да дочка его меня с утра сегодня кошкодавом назвала… Кошку от моих посягательств защищала.

— А ты на кошку посягал? Зачем? — спросил Андрей.

Вячеслав хохотнул. Михаил недобро зыркнул в сторону друга, и тот поспешно проглотил и смешок, и готовые вырваться слова.

— Погладить я кошку хотел! — рыкнул Михаил.

— Ну да, ну да, — покивал Вячеслав и, не удержавшись, добавил: — Ежели ты именно с таким лицом гладить собирался, я бы тоже защищать кинулся и обзываться начал.

— Это что же? Тебя даже твои слуги в убийстве княжеского кота подозревают? Ну и длинный же язык у лакея того! — протянул Андрей.

— Да девчушка так кричала, словно я каждый день по коту убиваю!

Вячеслав потёр лоб и спросил:

— Как, ты сказал, она тебя назвала?

— Кошкодав, кажется. А что?

— Да крутится в голове что-то. Слышал я уже здесь байку про кошкодава, мы тогда только приехали. Но подробностей не помню. Нужно и впрямь наших порасспрашивать.

— Ну вот и займёшься этим, как домой вернёмся. А мы с Андреем тем временем Кречетовых навестим.

— Думаешь, они про кошкодава что-то знают? — спросил Вячеслав.

— Нет, нам с Андреем с сёстрами объясниться нужно, — серьёзно пояснил Михаил.

— Ну вот, так всегда, кто-то работает, а кто-то с барышнями общается!

Михаил хотел было что-то растолковать, но, увидев смеющиеся глаза друга, лишь рукой махнул. Андрей, с интересом прислушивающийся к их словам, резво вскочил, всем своим видом показывая, что к Кречетовым он готов сию же минуту не то что ехать — лететь.

— Не торопитесь, Андрей Дмитриевич, — осадил его порыв Вячеслав. — Вы сперва мне подробности дела кошачьего растолкуйте. Мишка, конечно, мне всё пересказал вчера, но веры у меня к нему в этом особой нет. Обстоятельность и внимание к мелочам — это не его добродетели.

Беседа Андрея Дмитриевича и Вячеслава Павловича продолжалась часа полтора. К этому времени Михаил перелистал все альманахи и книги, до которых смог дотянуться, не вставая из кресла. В носу свербело от запаха свежей типографской краски и застарелой книжной пыли. А сам гость готов был лезть на стены от скуки. Хозяин дома слегка осип и осунулся. Пальцы его были измазаны чернилами, а перед ним стопочкой громоздились листочки, густо испещрённые рисунками, схемами и перечнями. Вячеслав сидел напротив него и более всего напоминал сытого довольного жизнь кота.

— Ну вот и хорошо, вот и ладненько. Теперь мне всё не в пример понятнее стало, — мурлыкал он, подтягивая исписанные листы к себе.

Андрей просветлел лицом и, скрежетнув стулом, стал подниматься на ноги.

— Есть ещё пара мелких вопросов, — продолжил Вячеслав и, умолкнув на мгновение, полюбовался на замершего в подвисшем состоянии Андрея, а затем закончил мысль, — но я их вам чуть позже задам.

Андрей резко выдохнул и пулей выскочил из-за стола. Спустя четверть часа они с Михаилом тряслись в коляске по дороге к имению Кречетовых. Один перебирал в памяти детали состоявшегося разговора, второй готовился к разговору грядущему.

Глава 25. Весь мир — театр…

Солнце палило нещадно, Аннушка шла домой самой короткой дорогой. Лицо её раскраснелось, выбившиеся из причёски прядки противно липли к шее и вискам, руки и ноги отекли, стали тяжёлыми и неуклюжими. «Как бы вновь приступа не случилось!» — билась в голове тревожная мысль.

Последние шаги дались труднее всего, колени подрагивали от слабости, платье, ещё недавно казавшееся уютным и невесомым, теперь стальной кольчугой тянуло плечи к земле. Меж лопаток и под мышками расползались тёмные пятна. Никогда раньше жухлые придорожные лопухи не выглядели так соблазнительно, они манили присесть, а ещё лучше прилечь на пыльные широкие листья и отдохнуть. Аннушка из последних сил сохраняла стойкость и не поддавалась на их уговоры, она понимала, что если сейчас присядет или хотя бы остановится, то потом не стронется с места, пока безжалостное солнце не скроется из виду.

Наконец она добралась. У парадного крыльца стояла коляска, видно кто-то только что приехал с визитом. Аннушка вздохнула и постаралась прошмыгнуть в дом как можно незаметнее. Встречаться с гостями не хотелось, а хотелось поскорее попасть в свою комнату, умыться прохладной водой и сменить пропитанное потом и пылью платье на свежее. Но сегодня желаниям её не суждено было сбыться.

Отворив дверь, Аннушка оказалась в Большом Императорском театре на сцене в день премьеры. Во всяком случае, ощущение возникло именно такое. При этом создавалось впечатление, что сценарист сошёл с ума, режиссёр запил, дирижёр уволился, а актёры готовились к спектаклю спустя рукава, пренебрегали репетициями и полным составом собрались в первый раз. Единственные, кто ответственно подошёл к своей работе, — костюмер и бутафор, но на общем фоне их старания уже ничего не значили.

Мизансцена, которая предстала перед глазами Аннушки, получилась противоречивой, даже парадоксальной, но крайне выразительной. В глубине комнаты, в полумраке виднелись две женские фигурки. Маменька и Ольга стояли плечом к плечу. Роли им достались лирико-трагедийные. Обе были одеты в светлые муслиновые платья с вставками из тончайшего кружева. Обе прикладывали белоснежные платочки то к широко распахнутым глазам, то к полуоткрытым ротикам. Позы обеих олицетворяли отчаяние, хрупкость и беспомощность перед лицом постигшего их несчастья, а кроме того — взаимную любовь и поддержку.

Чуть ближе к дверям, по левую руку от Аннушки, замерли ещё две участницы развернувшегося действа — сёстры Веленские. Эти не выходили из рамок комического амплуа. Канареечно-жёлтый цвет платья младшей соперничал по эффектности с ажурной шалью цвета фуксии на плечах старшей.