Дорогами мечты - Барбара Хэдворт

«Я не обязана оставаться здесь, — твердила она себе, испытывая ностальгию по своей безликой палате в клинике — такой, как она помнила ее, с бледными стенами, гигиенической мебелью из светлого дерева и высокой больничной кроватью. — Это была последняя комната, которую я видела, и я хочу вернуться туда».

Чтобы не оскорбить миссис Дюран, которая так добра к ней, Фиона должна убедить доктора Лоррингэма, чтобы тот написал или позвонил и сказал, что пациентка нужна ему для обследования, или придумал что-нибудь в этом роде.

«Я должна позвонить ему, когда дома никого не будет», — планировала Фиона. Но потом поняла, что, хотя знала о двух телефонах в доме — одном в спальне миссис Дюран, а другом в холле, — она понятия не имела, где именно они располагаются. Фиона пользовалась телефоном только один раз, когда звонила Фреду на следующий день после его возвращения в Лондон. Тогда она позволила Конни подвести себя к аппарату, не пытаясь запомнить место его расположения. У нее началась паника, похолодело в груди.

Невозможно даже просто позвонить без посторонней помощи! Она попала в ловушку, словно ее заперли в холодном темном склепе. Фиона начала судорожно подсчитывать, сколько времени прошло с того дня, когда Бобби расстался с ней на пороге клиники. Почти месяц! Точно она не могла сказать, так как не знала, какое сегодня число. Она припомнила, как раньше, если кто-нибудь звонил ей и приглашал куда-нибудь, она говорила: «Подождите минутку. Я должна посмотреть, что у меня записано на сегодня. Какое сегодня число? Никогда не запоминаю». Затем, сверившись по записной книжке, весело отвечала: «Двадцатого? Кажется, я буду свободна».

Вот еще одна вещь, о которой нужно думать, если ты слепой: спрашивать каждое утро, какое сегодня число, а затем стараться не забыть, поскольку ты не сможешь просто свериться с газетой или дневником! Ты не сможешь ничего увидеть!

Ее уши, уже чутко откликающиеся на каждый звук, уловили какие-то шорохи в холле. Возможно, это женщина, которая должна принести чай. Фиона напустила на себя вежливый вид, хотя втайне молила, чтобы Герти не сочла своим долгом остаться с ней и поболтать!

Фиона не знала, что у Герти сестра, слепая от рождения. Женщина лишь поставила поднос на удобном расстоянии и коротко сказала:

— Я налила вам чай, мисс, здесь также тосты и пирог. Через некоторое время я вернусь, чтобы налить вам еще чашечку.

Без всякого аппетита покусывая свой тост, Фиона на это раз почувствовала потребность в компании. Когда Герти вернулась и вновь наполнила ей чашку ароматным напитком, она стала задавать вопросы, которые до болезни ей бы и в голову не пришло задавать незнакомой женщине, не говоря уже о чужих слугах.

— Ты замужем, Герти? — спросила она, и, когда Герти ответила, что да, замужем, Фионе захотелось узнать, есть ли у нее дети. И какого возраста. По голосу Герти она поняла, что это женщина средних лет.

— У меня три дочери, мисс, — гордо ответила Герти. — Все счастливы замужем, могу с радостью сказать.

— А твой муж еще жив? — поинтересовалась Фиона.

— О да, мисс. Но с ним большие проблемы. Видите ли, он упал и сильно повредил спину — он работал на стройке — пятнадцать лет назад и с тех пор не ходит, кроме того, беднягу мучают сильные боли, — вздохнула Герти.

Фиона почувствовала, что завидует бедняге. С какой радостью она обменяла бы свои ноги в обмен на зрение! Вслух же ослепшая молодая женщина проговорила самым своим надменно-снисходительным тоном, как называл это Фред:

— Мне жаль слышать такое, Герти. Должно быть, это очень усложнило твою жизнь.

— О, мы неплохо справляемся, — бодро возразила Герти. — Пока я здорова и сильна, чтобы ходить на работу, ни он, ни я не будем обузой для дочек. Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мисс?

— Нет, ничего. Чай был замечательный.

— Но вы не притронулись к пирогу, мисс. А мисс Конни приготовила его специально для вас.

— Я редко ем пироги.

— Ну что ж, просто позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится, мисс.

Миссис Дюран поставила рядом с Фионой серебряный колокольчик. Но та уже поклялась, что скорее умрет, чем воспользуется им.

Герти вышла из комнаты, а уже через несколько минут хлопнула входная дверь. Конни дома, догадалась Фиона. Действительно, вскоре та вошла в комнату.

— О, Фиона, в этом году люди так щедры! — заявила она в своем обычном восторженном тоне бойскаута. — Какие замечательные вещи нам прислали! Я не могу представить, как они решились расстаться с ними.

— В чью пользу будет устроен благотворительный базар? — спросила Фиона.

— Языческой миссии в Западной Африке. Разве я не говорила тебе? Они проводят такую полезную работу.

— Теперь вспомнила. Но скажи мне, Конни, неужели ты на самом деле веришь, что все эти аборигены станут лучше, если будут поклоняться твоему богу, а не своим собственным?

— Нет, я так не считаю, — откровенно призналась Конни. — Но я чувствую, что наш долг — тех, кому была дарована привилегия истинной веры, — распространять ее так широко, как только возможно.

— До каких пределов? — спорила Фиона. — Я хочу сказать, ты веришь в то, что твои язычники станут счастливее, если будут приняты в лоно Англиканской церкви, чем если бы они молились деревянным и каменным божкам своих предков?

— Никто не может быть счастливее тех, кто начинает постигать Истину, — яростно защищалась Конни. Она жадно уставилась на вишневый пирог, покрытый глазурью, который сама приготовила этим утром, чтобы разбудить аппетит Фионы. Она все еще постилась, поэтому за весь день съела только несколько сухих хлебцев и выпила два стакана молока.

— Пасха наступит меньше чем через неделю, — громко напомнила она самой себе.

«Пасха. Что же я делала на Пасху в прошлом году?» — мысли Фионы устремились в прошлое.

Она припомнила модную вечеринку в Париже, куда не хотела идти, так как прошел слух, что там будет Поль. Нищий испанский маркиз сделал ей предложение за ленчем, после чего занял у нее десять тысяч франков. Она отравилась рыбой, поэтому пришлось остаться в своей комнате в гостинице «Плаза Афина» на весь день. Ее ярости не было предела, поскольку какие-то американцы как раз давали бал в ту ночь, а Фиона не могла пойти. Казалось, прошло уже тысяча лет.

— Я так хочу, чтобы ты смогла пойти на воскресную пасхальную службу в церковь, Фиона, — прервала Конни ее размышления. — Ты бы могла тихонько посидеть в углу. Пасхальные гимны так красивы! Уверена, тебе бы понравилось.

— Не старайся, моя дорогая, — твердо ответила Фиона.

— Это просто предположение, — немного печально произнесла Конни. — Я должна идти и прибраться, а то мама разбушуется. Ты не будешь слушать шестичасовые новости? — Она подошла к радио, чтобы включить его, но Фиона заявила:

— Меня не очень интересуют дела в мире.