Твой силуэт в очертании света - Валя Капаль

Мирей пал на колени, прижимаясь лбом к двери. Отчаянье и безысходность скрутили по рукам и ногам не хуже цепей подчинения, которыми сковал его Аркон при встрече. Он и не подозревал, насколькотот силён.

Недооценил. Слишком долго играл с огнём. Доигрался.

— Так в чём же интерес мучить тебя физически, если твоя душевная боль куда слаще? — прошипели ему в ответ. — Завтра утром твоя казнь. Наслаждайся последними часами жизни.

По ту сторону темницы послышались шаги. Аркон ушёл, оставив его наедине со своими сожалениями и страхами.

Плевать. Ему было плевать, что с ним сделают. Только Нинель. Только она занимала его мысли. Она, и её страшные чувства, её отчаянье и ужас.

Мирей лихорадочно огляделся. Он должен выбраться отсюда.

Глава 12. Казнь

В белый поток света, что должен был перенести её в Небесные Чертоги, Нинель ступила под аккомпанемент волнения Мирея. И хоть это уже и было довольно привычным — каждый раз Мирей переживал, когда она была вдали от него — сегодня его чувства отозвались особенно остро. Настолько, что она чуть не шагнула тут же вниз, если бы не один факт — её встречала целая процессия во главе с Фимеей. Старшая сестра ухватила её за руку, отталкивая от точки выхода, и в это самое мгновение… она перестала слышать Мирея. Все эмоции пропали, и лишь потянувшись за нитью, она смогла понять, где он.

Страх окатил с ног до головы оглушающей волной.

Они попали в западню. Мирей был в Подземной Обители и… явно не по своей воле.

Стараясь не показать виду и вернуть себе самообладание, Нинель выпрямилась, бросив взгляд на сестёр.

— В чём дело? — спросила она, и даже сумела сдержать дрожь в голосе, хотя внутри эта дрожь сотрясала сердце нервным перестуком. — Чем я удостоилась столь пристального внимания?

Заложив руки за спину, Фимея охватила её острым, орлиным взглядом — всю разом, как только она умела. Сердце снова сжалось в мучительном спазме. Нинель сглотнула. Выдвинув руку из-за спины, сестра произнесла:

— Иди в Храм, если не хочешь помереть на месте.

В её ладони клубилась сила разрушения. Не верящий взгляд завис на руке, а после переполз на сестру. Она что… серьёзно?

— Поживее.

Подняв повыше голову, Нинель развернулась и направилась в Храм, где её — она была уверена — ждала Матушка. Они узнали. Как? Откуда? Когда? Вопросы кружились в голове, но с каждым шагом меркли и меркли, потому что она чувствовала — с Миреем что-то происходит. Она не слышала его совсем, но словно чувствовала мерзкие чужие лапы, лезущие, куда не просят. А ну, пошёл прочь! Не трожь его! В груди вскипело, гнев затмил мысли. Броситься бы назад, растолкав всех подряд, да Фимея не шутила. Она убьёт её, стоит только дёрнуться. А у Нинель… не поднимется рука атаковать в ответ.

Красота Небесных Чертогов в один миг обратилась чуждой. Вычурная, такая непохожая на тихую, незамысловатую красу лесов, полей и лугов, она отталкивала её своей неподвижностью. Бесконечная череда дней, проведённая здесь за изучением книг и мечтаниями, за оттачиванием своего мастерства — лишь бы Матушка гордилась — всё это словно было не с ней, в какой-то другой, прошлой жизни. Жизни, в которой не было мира людей, закатов и восходов, загадок, тварей и… Мирея.

Он наполнил её жизнь бесконечной чередой смыслов. И даже если им никогда больше не суждено свидеться, она сохранит это в сердце — как самое драгоценное, что у неё есть.

Ты только держись, Мирей. Родной, любимый, самый дорогой, ты только держись. Давай, очнись, приди в себя! Не дай тому, кто так бесцеремонно влез, вышкребать свою душу. Ты ведь сильный, такой сильный, не позволяй ему глумиться. Изгони прочь! Ведь ты не один. Я с тобой.

Что-то дрогнуло на том конце, дрогнуло и загорелось. Он не пришёл в себя, нет, но их связь, услышав её зов, атаковала, ударила что есть сил по тому, кто копался в голове и сердце. Не пустила, не позволила. Ощетинилась, защищая дорогое. Не пройдёшь.

Нинель перевела дух. Хоть ненадолго, но ей удалось отсрочить то, что уготовано было Мирею.

Они вошли в Храм. Матушка стояла на постаменте, взирая на приближающихся дочерей. Высокая, стройная, прекрасная — само воплощение женской красоты и мягкости. В груди Нинель затеплилась надежда — Матушка поймёт. Не может быть иначе. Ведь она справедливая властительница.

«… но доверять ей было бы опрометчиво…» — так некстати всплыли в голове слова возлюбленного. Закрыть бы на это глаза, да сложно: Мирей редко оказывался не прав. Почти никогда.

Нинель сглотнула, готовая ко всему.

— Подойди ближе, дитя моё, — сказала Матушка, устремив на неё сложный к прочтению взгляд.

Разгадать помыслы человеческие было просто, но сейчас перед ней стояла сама первородная богиня, и посягать на понимание столь могущественного существа было делом безнадёжным.

Нинель вышла из ровного строя сестёр, склонившись в глубоком поклоне.

— До меня дошли слухи, что одна из моих дочерей, моих великолепных, чистых созданий, опорочила себя связью с сыном Хаоса. Известно ли тебе что-либо об этом?

— Нет, Матушка, — еле разлепив губы, сказала Нинель.

— Лжёшь, — донёсся до неё голос Фимеи.

— Подожди, Фимея, — сказала ласково Великая Мать. — Ведь не будем же мы на слово верить какому-то там сыну Хаоса.

В её голосе послышалась усмешка. Кто-то из сестёр за спиной хихикнул.

— Я не хочу в это верить. И истово надеюсь, что это неправда, — казалось, от того количества мнимой сладости, что лилась из её рта, вот-вот слипнется воздух. Нинель бросило в холодный пот. — Тем более, что речь идёт о Нинель. Об одной из самых добрых и милосердных моих дочерей.

Заложив руки за спину, богиня принялась прохаживаться вдоль постамента.

— Одна из вас пошла против запрета и вышла на контакт с людьми и даже более того — исцеляла их, чем подняла волну слухов в человеческом мире. Люди принялись судачить, что на землю спустилась посланница Великой Богини. И они были благодарны. Те, кто дождался этой помощи. Их молитвы были горячи и полны надежды. Но вместе с тем, те, кто эту помощь не получил, стали обвинять Богиню в слепоте и жестокости. Какое совпадение — впервые это случилось в поселении неподалёку от третьей точки выхода. Точки, куда спустилось всего двое моих дочерей — ты и Карилия.

Внутри Нинель всё похолодело. Слова матери больно били по ней своей неопровержимостью. Как она могла так сглупить… Как могла не подумать о том,