Собрание сочинений в двух томах. Том I - Довид Миронович Кнут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако,
Вполне безобразном,
Приличном,
Но, все же, совсем невозможном —
О жизни острожной,
О смерти безбожной…
2. «О тех, кого не встретил…»
О тех, кого не встретил,
Кого я не заметил,
Кто — как попутчик в поезде — навек пропал в ночи.
О тех, кого не встретил,
Кому я не ответил,
О нужных мне, обещанных, молчи, перо, молчи.
…О тех, кого не встречу,
Кого я не замечу,
Кому я не отвечу…
90. Дождь
Как хлещет дождь… А в комнатке уютной —
Поэт. Пред ним бумага на столе.
От этой простоты, почти каютной,
Он чувствует себя на корабле
Каком-то… Он забыл его названье,
Забыл, куда он едет — и зачем,
В бессмысленном, прекрасном упованьи
Он пишет всем — которым — этим — тем…
Пройдут года… И вот письмо поэта
Придет и в нужный дом, и в нужный час —
Он не услышит позднего ответа,
Он не увидит благодарных глаз.
Но радостью, восторженно-печальной,
Уже томит взволнованную кровь
Приток его любви первоначальной:
Ответ на их грядущую любовь.
91–94. Диалоги
1. «— Порою меньше малой малости…»
— Порою меньше малой малости
(Дешевле всех врачей и всех аптек):
Две капли нежности, щепотку жалости —
И вот расцвел засохший человек.
Расцвел — засохший, полумертвый — ожил,
И в мир вошло веселое добро.
— Вы правы, друг. Любовь всего дороже,
Но у меня нет денег на метро.
2. «— Мы узнаем друг друга по глазам…»
— Мы узнаем друг друга по глазам,
По ничего-не-значащим словам
(В глазах — безумье горестное зрячих,
В словах — стыдливость праведников падших),
И в мире злых загадок и обид
Нас многое, печальное, роднит:
Беспечность, что похоже на отчаянье,
Спокойный гнев (как честь, его беречь!),
Слова, что молчаливее молчания,
Молчание, похожее на речь…
— Да, это — так. Я сам того же мненья,
Но я спешу на службу, к сожаленью.
3. «— О, если б знали мы…»
— О, если б знали мы…
— Я прерываю вас,
Скажите, дорогой, который час?
— Так забываем мы…
— Простите, как на зло,
Я помню день, но позабыл число.
…Так — каждый: для себя, так — каждый о себе
В порочной человеческой судьбе.
4. «Вы говорите мне: любовь и дружба…»
Вы говорите мне: любовь и дружба,
Поэзия, искусство, братский долг,
Но я отвечу: календарь и служба,
И брат — баран, и брат — осел и волк.
Любовь чревата скукой иль изменой,
А долг — напоминает про долги.
И дружбе, друг, мы предпочтем смиренно
(Метафорические…) сапоги.
Два голоса:
— Живи, твори упорно.
— Зачем, глупец?
Остановись, смирись.
Но всех унизит смерть — концом позорным —
Как никогда не унижала жизнь.
95. Романс
Друг мой прекрасный, надежды слабеют.
Друг мой несчастный, признаться пора:
Нас вовлекли в шутовскую затею.
Друг мой, нечисто ведется игра.
Друг, и до нас были знатные умники,
После — такие же будут глупцы,
Гробокопатели, воры, цирюльники,
Гордые дети, смешные отцы.
Те же восторги, такие же жалобы
Людям мешали работать и спать.
Те же… такое же… так же… и, стало быть,
Надо крепиться, побольше молчать.
Стыдная жизнь, для романса пригодная,
Та, о которой цыганка поет:
Годы бесплодные, боль безысходная,
Испепеленное счастье твое…
96. Ложь
Шумят, гудят, трясутся города —
Огромные веселые заводы,
Где, в панике позорного труда,
Хлопочут одурелые уроды.
Взгляни на них — и ты увидишь ложь,
И снова — ложь, в повторности стократной,
Взгляни на них — и сразу ты поймешь,
Что все на этом свете непонятно.
Любовь и верность, преданность и честь,
Слова — в лучистом, древнем ореоле,
Но это значит: страх, обман и месть,
Да злые дни жестокости и боли.
И все же, слабо веришь: может быть…
Еще кого-то ждешь, чего-то хочешь…
Мой друг, как трудно человеку жить
(Особенно, когда проснешься ночью…)
97. Кафе
Два спящих старика играют в карты,
Подпрыгивая, радуясь, бранясь.
Сосед, с математическим азартом,
Девицу теребит, не торопясь.
В аквариуме заводные рыбки
Варьируют безвыходный чертеж.
А за окном мерцает город зыбкий,
И соблазняет мировая ложь.
Мы дружно спим осоловелым сонмом,
Забыв себя в зестегнутых пальто.
Бесплотные, безликие гарсоны
Несут нам — лунатически — порто.
Мы спим, блюдя приличья, долг и верность,
Во сне — воюем, строим города…
О, не проснуться б… в холод и в безмерность,
В отчаяние трезвости, стыда.
98. Набережная
Над Сеною, над набережной людной,
В бесцветном небе грелись облака.
Протяжной скукой, хриплой, обоюдной,
Перекликались два речных гудка.
(Так прозвучит однажды голос Судный
Надмирный, нудный зов издалека.)
Никто не знал, зачем он ест и дышит,
Зачем тревожит плоть свою и кровь,
Работает, болеет, письма пишет
Про разные дела и про любовь…