Окопная правда Чеченской войны - Анатолий Тишин

Единственное, что могу положительно сказать о русских на войне — бараны, быки, живущие для ярма, мяса, шерсти, и будущего поколения скота, которое будет запряжённым, с которого можно стричь, материально разумеется, вдруг становятся волками и медведями проснувшимися зимой, и очень голодными. А таджики и некоторые азиаты, наоборот. В «общежитии» — в драках русские просто жертвы, для них лучшего примера, чем мир животных, бараны и шакалы, не найти, мы подобны стаду, они — стая. За исключением криминала или деревенских поселковых русских, и то не всегда. Но на войне, если это не перестрелка, а реальный, настоящий бой с гранатомётами и т. д. и т. п., всё меняется местами. Трое — четверо русских контрактников-срочников стреляют, а 15–20 таджиков в лучшем случае рожки заряжают и подносят. Дагестанцев в бою не видел, ничего позорного о них сказать не могу.

Но всё-таки я не считаю, что народ, чьи молодые представители — наиболее смелые, раз вообще в армию пошли, а «закосить» от армии сейчас ничего не стоит по большому счёту, заслуживает уважения, если этот народ — эту нацию, в численности роты — 100–130 человек — могут держать «за горло» без особых усилий от 3–4 дагестанцев до 30–40 кабардинцев и т. д. Может я сам несколько «отаджичился» — перенял взгляды на жизнь, меру ценностей Средней Азии, но с другой стороны, я посмотрел на свой народ-нацию чужими глазами, со стороны. А со стороны виднее. И ничто меня не заставит уважать «мальчиков» с косичками и серьгами в ушах, очень высокомерных на гражданке, но опущенных в армии или просто в драке. Я не унижаю свою нацию, я сказал правду, я не солгал, правда горькая, но её надо знать.

Надо трезво смотреть на мир, без розовых или коричневых стёкол.

Со своей лично стороны я перед иноплеменниками, как говорят чечены, лицом не чернел. Как мог служил России, старался не спать на службе, когда физически было возможно, физически, потому что у нас очень «умные» офицеры, и из-за «хозработ», что на срочке, что также и по последнему контракту в сутки солдаты стоящие на постах в карауле ночью и днём спали по 4, по 6 часов месяцы напролёт. Контрактники не многим лучше. И когда на дороге, охраняемой нашим ПВД обстреливают колонну десантников вонючие 7–8 боевиков из населённого пункта, начальник штаба за бетонным забором бегает по позициям, по дотикам и кричит: «Не стрелять». Хотя они — боевики — стреляют и по нам и по колонне. Я лично стрелял без приказа, или в нарушение его, по нашим били, а я бил в них с РПГ по домам, где торчали пулемёты. По крайней мере я служил как мог родине моих предков, дедов и прадедов, хотя отец и мать, и я, родились и всю жизнь прожили в Таджикистане. И я не унижаю когда-то самый великий народ. Я говорю правду, грязную, вонючую, но правду. Надо знать, кто мы, и что мы сейчас, для того чтобы бороться с этим. Борьба — личное дело каждого, кем ему жить на этом белом свете. Даже если с ума сходишь от страха надо делать дело, делать то, что положено мужчине. Если у тебя есть желание самого себя считать мужчиной. Всю историю у России был народ, пусть он был крепостным, униженным, забитым, необразованным, но когда наступала лихая година, он вставал и на своих плечах, своим потом и кровью выносил свою мать — Родину. А сейчас Россия в том же состоянии, что и во времена смуты, когда Лжедмитрий царствовал в Москве. Только тогда народ его сверг, понял и сверг. А сейчас ситуация эта затянулась. Иногда мне кажется навечно. В XX веке у России уже третий Отрепьев, наследник Ельцина, правит. И сколько их ещё будет не знаю. Только расстрига был агентом польского короля и под присмотром иезуитов. А у нас с 85 года агенты влияния масонов США. Народу безразлично, но главная причина — малодушие. Нет русского народа, есть стадо — население.

Руслан Глякин, г. Уфа

«Лимонка» № 216 февраль 2003 г.

Февраль 1999-го. Вот уже два дня, как я остался за командира роты и бегаю, стараясь везде успеть и всё сделать. Сегодня у меня настрой на работу, как говориться, — «работун пробил». Завтра четыре часа тактики и два часа инженерной подготовки. Это хорошо. Это значит, что я завтра на полдня, до обеда, ухожу с ротой «в поля» и погоняю «войско» взад-вперёд по «полю дураков». Специально-оборудованного учебного поля у нас нет, в качестве такового используется пустырь, заваленный по краям мусором, проржавевшими останками автобусов, машин, в двух километрах от части. Создаётся правдоподобное впечатление футуристического боя. Скоро проверка слаженности подразделения, а потом учения и надо, чтобы солдаты хоть что-то знали, а не передвигались как шайка пленных румын.

После обеда, ткнув писарю избранные места в «умных военных книгах» для переписывания в план-конспект, я пошёл к комбату.

«Давай к начальнику штаба полка на инструктаж. Завтра с ротой едешь в рабочую команду. Сколько у тебя сейчас народу? 45–50 будет? Забирай всех». «Разрешите я Шепотко (это командир взвода — двухгодичник) с ротой отправлю. Оставлю механиков и завтра в парк пойду — технику обслужим». «Нет. Будут две машины. Оба поедете старшими. Оставь только заступающий наряд — троих, а сейчас отправь Шепотко за сухпаем — поедете на целый день».

Настроение окончательно испортилось на инструктаже у начальника штаба — он сам толком-то не знает, ему сверху позвонили и приказали выделить личный состав, машины и инструмент — ехать чёрт знает куда (путёвку выписали до ближайшего городка — 4 км.), и чёрт знает к кому («На КПП будет ждать сержант с «особого отдела» — дорогу покажет…»), пёс знает зачем («Возьми лопаты: 20 снеговых и 20 штыковых…»).

Шепотко пришел со склада, глухо звякнув, свалил в углу вещмешки.

«Что там?» «Консервы. Гороховая каша с курицей. По банке на рыло. Я ещё парочку спиздил, пока прапор за сигаретами ходил, — Шепот вытащил из пакета два блока «Космоса» — это начальник штаба приказал выдать «для поднятия духа»…»

…В кабину запрыгнул здоровяк-сержант: «Товарищ лейтенант, вы — старший?» «Да. Дорогу знаешь?» «Не беспокойтесь — часто ездим».

По дороге выяснил — куда. Посёлок под Москвой, но соляры должно хватить. Ничего сверхъестественного — просто старый знакомый нашего «особиста», тоже фсбэшник, попросил его помочь выкопать какую-то хрень на участке. Ну, а начальник Особого отдела попросил командира выделить людей, вот нашу роту с занятий и сняли. У знакомого были большие звёзды — нас не стали «липой» прикрывать, а так и отметили — выполнение хозработ по плану и по согласованию с ОО ФСБ. Кто ж будет вникать в работы по плану ФСБ? Гостайна.

Проезжая через посёлок сержант тыкал в коттеджи и увлечённо перечислял фамилии хозяев — деятелей культуры, друзей знакомого его начальника. ПРИЕХАЛИ! Плохоосвоенный участок, недостроенный дом. Народ, высыпав из кузовов и разминая затёкшие тела, с интересом разглядывал окружающие особняки.

Возле 99-ой — хорошо одетый породистый мужчина. Сержант кинулся здороваться. Я подошёл, представился. «Сколько человек?» «Сорок». (Я спрятал от комбата 12 человек и нарезал им задач по роте — должно же что-то и у нас делаться.) Мужчина нахмурился: «Маловато. Я же сказал — не меньше пятидесяти». «Больных много». «Бля! Не бережёте вы людей. Ладно, пошли, покажу, что делать». Зашли за дом. «Вот. От стены до стены — очистить от снега, прокопать канаву под трубу — газ проводим — ширина 50, глубина метр. Инструмент взяли?» «Двадцать снеговых и двадцать штыковых…» «Бля! Военные — как всегда! Я ж говорил — ещё ломы. Хули с твоих снеговых… Тут долбить надо… У вас по расписанию какие занятия?» «Тактика, инженерная…» «Во! — обрадовался он, — так и скажешь. Мол, тема: оборона. Инженерное оборудование позиций. Траншеи, окопы… Бойцы курят? Я ещё говорил, чтоб сигарет им дали. Есть? Ну, давай распределяй народ, а я пока съезжу, ещё сигарет возьму».